byddha_krishna1958: (Default)
[personal profile] byddha_krishna1958
ШАРЛЬ БОДЛЕР



Тебя, как свод ночной, безумно я люблю,
Тебя, великую молчальницу мою!
Ты - урна горести; ты сердце услаждаешь,
Когда насмешливо меня вдруг покидаешь,
И недоступнее мне кажется в тот миг
Бездонная лазурь, краса ночей моих!

Я как на приступ рвусь тогда к тебе, бессильный,
Ползу, как клуб червей, почуя труп могильный.
Как ты, холодная, желанна мне! Поверь, -
Неумолимая, как беспощадный зверь!

Дон Жуан в аду

Вот к подземной волне он, смеясь, подступает.
Вот бесстрашно обол свой Харону швырнул;
Страшный нищий в лицо ему дерзко взглянул
И весло за веслом у него вырывает.

И, отвислые груди свои обнажив,
Словно стадо загубленных жертв, за кормою
Сонмы женщин мятутся, весь берег покрыв;
Вторят черные своды протяжному вою.

Сганарелло твердит об уплате долгов,
Дон Луис указует рукой ослабелой
Смельчака, осквернившего лоб его белый,
Мертвецам, что блуждают у тех берегов.

Снова тень непорочной Эльвиры склонилась
Пред изменником, полная тихой мольбой,
Чтобы вновь сладость первых речей засветилась,
Чтоб ее подарил он улыбкой одной.

У руля, весь окован железной бронею,
Исполин возвышается черной горой,
Но, на шпагу свою опершися рукою,
За волною следит равнодушно герой.

Шарль Бодлер

Величайший французский поэт. Родился 9 апреля 1821 года, умер 31 августа 1867 года. Его единственный поэтический сборник, «Цветы зла», стал настоящей эпохой не только во французской поэзии, но и в поэзии мировой.


Когда поэт родился, отцу было 62 года, а матери – 27, такой чрезмерной разнице в возрасте Бодлер приписывал свою природную болезненность. Он родился в семье с традиционными привычками и твердым укладом. Шести лет он лишился отца, бывшего сенатором при Наполеоне, но прежде известного как педагог и революционер, принесший  своему другу Кондорсе яд, чтобы избавить его от казни. Когда мать поэта, еще молодая женщина, вторично вышла замуж за генерала Опика, в ту пору французского посла в Константинополе, Шарль встретил семейную перемену с грозным ожесточением. Отчим пытался завоевать симпатию юноши, но потерпел неудачу. Бодлера влекла богема, соблазны Парижа. Чтобы отвлечь пасынка от опасных пристрастий, Опик уговорил его совершить дальнее морское путешествие, посадил на корабль и отправил в Индию. Так надеялись близкие остепенить неуживчивого сына.
Но еще на корабле Бодлер обнаружил крайнее равнодушие к открывшемуся перед ним новому миру. Он был нелюдим и угрюм. Капитану пришлось высадить странного пассажира задолго до конца рейса, на полдороги в Индию. Через несколько недель Бодлер явился в Париж. Началась самостоятельная, беспорядочная и беспутная жизнь этого юного парижанина, всем существом связанного с огромным городом, с его атмосферой, физической и духовной.
В февральские дни революции сорок восьмого года Бодлер – ему 27 лет – захвачен революционным подъемом. Его встречают на одной из парижских баррикад. Он вооружен новенькой двустволкой  и, хвалясь тем, что успел выстрелить из нее, договаривается до того, что не прочь расстрелять своего отчима, генерала. Друзья вспоминали впоследствии, что никогда не видели Бодлера таким веселым, расторопным и неутомимым. Свое тогдашнее настроение он объяснял в дневниках жаждой разрушения и желанием испытать «чувство не только жертвы, но и палача.» Впрочем, не будем преувеличивать значение этих коротких и случайных эпизодов в жизни Бодлера. По словам современников, революция привлекала его «как все выходящее из нормы и безудержное». По сути же дела он и здесь оставался самим собой, художником, легко поддающимся новым увлечениям, мало озабоченным смыслом исторических событий.
Молодой Бодлер начинает как художественный критик. Его кумир – Делакруа, «решительно самый своеобразный живописец прошлого и настоящего времени.» Бодлера привлекает широкий кругозор Делакруа, его осведомленность не только в живописи, но и в поэзии, увлечение Байроном и Шекспиром. Бодлер восхищен легкостью широкого мазка художника, свежестью его красок, эмоциональной правдой, и в то же время он отлично понимает, какая дисциплина мастера, какое  искушение стоит за этой видимой легкостью. В каждом из высказываний Бодлера о Делакруа можно угадать его оглядку на самого себя, требование, предъявляемое к собственной работе.
Первооткрыватель и следопыт, Бодлер вводил в обиход французской культуры американца Эдгара По. Его привлекает интеллектуальный характер поиска и находок писателя, сознательный расчет в построении рассказов и поэмы. Он воспитывает в себе такие же способности.  Как инженер строит подъездные узкоколейные пути к будущей магистрали, так поэт строит предпосылки  к самому себе. Это тянется несколько лет, решающих в возмужании Бодлера. Дело его жизни впереди.
В 1841 году Бодлер получил отцовское наследство в 75 тысяч франков, и. считая эту сумму неисчерпаемой, стал жить широко, что привело его почти к нищете. Его эксцентричность в одежде и манерах соответствовала своеобразному обаянию его «неотразимо прекрасного», по словам современников, лица.  Идеалом Бодлера была свобода, т.е. обособленность от людей, желание скрыться под маской, чтобы оттолкнуть людей, удивляя их несходством с собой. Основой дендизма Бодлера был глубокий пессимизм, презрение к житейской пошлости. Противовесом ненавистной ему будничности была для поэта мечта отрицания действительности.  В красоте, которой он поклонялся, как символу мечты в чувственном мире, он ценил те черты, которые составляют полный контраст с действительностью. Он искал ощущений, идущих в разрез с нормативными вкусами и чувствами.
Влечение Бодлера к необычайному и его отвращение к простым чувствам сказалось в его отношениях  к двум женщинам, вдохновлявшим его творчество. Одной из них была долголетняя подруга, мулатка Жанна Дюваль, воплощавшая для него своей холодной порочностью, своими восточными ароматами, своим полуживотным физическим и нравственным уродством культ «черной Венеры». Поэт терпел ее пьянство, ее измены, неразборчивость ее вкуса и нежно заботился о ней, даже когда она рано состарилась и была разбита параличем.  Вызывая в нем сложные  ощущения экстаза и отвращения, Жанна сделалась для Бодлера символом дерзновения человеческой мечты. Воспевая сложность чар ее порочности, поэт внес в свое творчество пряность, чуждую поэзии цельных чувств.
Второй музой Бодлера была светская женщина, мадам Сабатье, которую он любил в зрелом возрасте идеальной любовью до тех пор, пока она вдохновляла его своей холодностью, углубляя для него пропасть между реальностью и мечтой. Когда ее отношение наполнилось страстью, он охладел к ней: она стала в его глазах «женщиной», рабой природы. В отношении к Жанне Дюваль и к мадам Сабатье сказались все элементы того культа антиприродного, которые лежат в основе поэзии Бодлера, доводя его до воспевания всякого вызова природе – даже уродства. На ряду с «ядовитыми наслаждениями» в любви, Бодлер знал и «искусственный рай» – курение опиума и гашиша, но не злоупотреблял «аптечными экстазами».
Поэт долго колебался, прежде чем опубликовать сборник стихов, так и оставшейся его единственной поэтической книгой. Главная черта сборника «Цветы зла» – безудержная, сокрушительная откровенность автора, не останавливающегося ни перед какими признаниями, хотя бы и такими, которые рисуют его в самом дурном виде. Неприглядное лицо жизни показано тем более безжалостно. Такие стихи, как «Падаль», «Пляска смерти», «Литании Сатане», да и многие другие, не менее рискованные, звучат как вызов обществу и его морали. Они на то и предназначены, чтобы раздражать и отталкивать читателя. Непристойность и богохульство смешаны друг с другом. Бодлер сознательно шел на риск такого вызова.
На страницах «Цветов зла» вырастает образ поэта-человека, ожесточенного  до  крайности, с неистовым воображением и непримиримой враждой ко всему, что его окружает. Светское общество ничем не отличается от общества дна – и там, и тут действуют низменные и зловещие силы, и там, и тут  на первом плане жизненной сцены видны отбросы человеческой природы – все эти «потрепанные антинои, бритые наголо денди, стеклообразные трупы, седые ловеласы»… Все они заверчены пляской смерти и обречены на уничтожение. Купол их мира продырявлен. Ангел Страшного суда  уже выставил свою трубу и скликает всю эту ораву. Ночной ненастный Париж полон отвратительных или пугающих призраков. Нервы поэта напряжены, он напрасно силится преодолеть свою тоску и свое отчаяние в прогулках по страшному городу.
У него могут быть странные сны об удивительном мире, искусственно созданном из металла, мрамора и воды, - оттуда изгнаны не только живые существа, но и свежая зелень лесов и полей.  Он может увлечься великолепными творениями ваятелей, ювелиров, ткачей. Драгоценные камни мерещатся ему в лживых глазах любовницы, ее смуглая кожа напоминает переливы шелковых тканей. Но и эти судорожные сопоставления живого и мертвого исчезают при свете пасмурного дня. Всюду и во всем – ощущение ненадежности, непрочности мира.
Что же поддерживает поэта? Мгновенный проблеск сочувствия к чужому несчастью и чужой нищете, припадки странной и необъяснимой жалости к древним старушонкам, которые в давние времена были знаменитыми танцовщицами, влюблявшими в себя весь Париж, или знаменитыми изгнанницами из далекой страны, - сегодня они нищенки, неприбранный мусор на грязных улицах. Книга Бодлера – прихотливая постройка, в которой и двери не заперты, и окна распахнуты ветром, сюда проникает солнечный и лунный свет, залетают порывы бури, льются струи дождя.  Но постройка остается постройкой, одиночество – одиночеством, отчуждение от людей дает знать о себе на каждой странице.
Стиль Бодлера безупречен. Его строфы закованы в каркас строжайшей  формы, они сжаты, сдержанны и очень далеки от каких бы то ни было ритмических вольностей, на которые так щедро предшествующее Бодлеру поколение романтиков. Его поэтика классична, даже архаична. Его звукозапись поражает своей открыто изобразительной яркостью. Архитектура книги строго обдуманна. Это не сборник разнородных стихов, но роман об одинокой человеческой душе, книга-исповедь.
Бодлер долго подыскивал название для книги. «Цветы зла» пришли не сразу. Задолго до их появления фигурировало название «Les Limbes», - это можно перевести как «Преддверие ада».
«Цветы зла» произвели ошеломляющее впечатление. Был ли бунт Бодлера анархическим, антицерковным или иным, но мятежный дух книги сразу бросился современникам в глаза. Общественное одиночество автора было дерзко провозглашено. Правота предчувствий Бодлера подтвердилась последующими событиями.
Дело началось о статьи в официозном «Фигаро», носившей характер явного доноса. На следующ
ий день появилась еще одна такая же статья в той же газете. Был издан приказ: остатки тиража арестовать. Приказ запоздал: издание разошлось.  Министерство внутренних дел возбудило против автора и его издателя уголовный процесс. Автор был обвинен в оскорблении общественной нравственности и богохульстве; издатель – в том, что оказался пособником автора.
Большинство стихотворений, возбудивших ярость властей, ранее было опубликовано в журналах и газетах и не привлекли к себе особого внимания, но времена круто изменились. Бодлер ссылался на закон о свободе печати. Он требовал рассмотрения книги в целом, оценки ее общественного звучания, ее тенденции: ведь он выступает против аморализма и порока! Однако дело было предрешено. Шесть стихотворений были изъяты из книги, автор и издатель приговорены к крупным денежным штрафам.
Громкий процесс способствовал популярности книги, и ее автора. «Цветы зла» отталкивали одних и восхищали других, резонанс бодлеровских стихов продолжал расти, не теряя первоначальной остроты и сенсационности. Еще при жизни Бодлера книга вышла в новом издании, где осужденные стихи были заменены множеством новых «цветов зла». Бодлер перегруппировал отдельные вещи и уточнил циклы, добиваясь наибольшей рельефности общего замысла. Это была работа умелая, ее можно назвать пропагандистской, направленной на завоевание возможно более широких кругов читателей – явный признак того, насколько нуждался в них поэт. Этот одинокий мастер, гранильщик и чеканщик прихотливых и страшных видений, был по-своему проповедником. Он хотел создать и действительно создал литературное направление.
В судьбе и личности Бодлера впервые намечается новый характер художника, новый, исторически обусловленный тип. Будучи до полной самоотдачи предан одному только искусству, Бодлер прежде всего артистичен. Он артист в самом высоком значении этого слова.
Этим объясняются и внешние черты его жизненного поведения – странные шутки по отношению к близким и друзьям, всякого рода мистификации, позерство, весь этот набор анекдотичных бытовых подробностей, - все, что было так  живописно и любовно описано и выдвинуто чуть ли не на первый план недалекими современниками-мемуаристами. По сути дела эти черты были своего рода камуфляжем молодости, бессознательно воздвигнутой плотиной, сдерживающей до времени половодье мужающего гения.
Быть артистом означало в представлении Бодлера прежде всего самозабвенное служение раз и навсегда избранному делу, безотказное самопожертвование, почти аскетическое отречение от жизни. Старший поэт, один из ближайших друзей, которого молодой Бодлер признавал учителем, тот самый Теофиль Готье, которому посвящена книга «Цветы зла», вспоминая Бодлера в зрелую эпоху его жизни, писал: «Эти поредевшие и совсем уже поседевшие волосы, это старческое и в то же время юное лицо придавали ему характер почти жреческий».
В 1864 году Бодлер отправляется в Брюссель с тем, чтобы заработать лекциями немного денег, но надеждам его не суждено было сбыться. Свою злость на Бельгию он излил в незаконченной книге и писал из Брюсселя печальные письма, прося денег и описывая страшные припадки своей болезни, которая кончилась параличем  памяти и помещением Бодлера в больницу. Его перевезли  в Париж в состоянии полной прострации и в этом состоянии он, наконец, отошел в мир иной.
Жизненный путь Бодлера оборвался рано. Между тем его творчеству суждена была долгая жизнь. Оно оказало необычайно сильное влияние на развитие французской поэзии вплоть до наших дней. Особенно прочно связано с Бодлером непосредственно следующее за ним поколение поэтов, прозванных у себя на родине «проклятыми». Еще мрачнее внутренний мир этих поэтов, еще отчаяннее и горше их неприкаянность. Но наследие Бодлера богаче, сложнее и многозначительнее, нежели  это представлять себе на основании опыта «проклятых». Он был и остается поэтическим учителем всего мира.
http://www.xsp.ru/psychosophy/pub/outpub.php?id=700&str=0020



Date: 2011-02-02 01:19 pm (UTC)
From: [identity profile] bydda-krishna.livejournal.com
Чужим огнем озарена,
Чужих печалей отраженье,
Природа, ты одним дана
Как жизнь, другим - как погребенье!

Ты мой Гермес, мой вечный сон;
В Мидаса я твоею силой
Непостижимо превращен,
Как он, алхимик я унылый;

Тобою зачарован, взгляд
В железо злато превращает
И рай лучистый - в черный ад;

Он саркофаги воздвигает
Среди небесных берегов,
Он видит труп меж облаков.

Date: 2011-02-02 01:21 pm (UTC)
From: [identity profile] bydda-krishna.livejournal.com
Я - сумрачный король страны всегда дождливой,
Бессильный юноша и старец прозорливый,
Давно презревший лесть советников своих,
Скучающий меж псов, как меж зверей иных;
Ни сокол лучший мой, ни гул предсмертных стонов
Народа, павшего в виду моих балконов,
Ни песнь забавная любимого шута
Не прояснят чело, не разомкнут уста;
Моя постель в гербах цветет, как холм могильный;
Толпы изысканных придворных дам бессильны
Изобрести такой бесстыдный туалет,
Чтоб улыбнулся им бесчувственный скелет;
Добывший золото, Алхимик мой ни разу
Не мог исторгнуть прочь проклятую заразу;
Кровавых римских ванн целительный бальзам,
Желанный издавна дряхлеющим царям,
Не может отогреть холодного скелета,
Где льется медленно струей зеленой Лета.

Date: 2011-02-02 01:22 pm (UTC)

Date: 2011-02-02 01:23 pm (UTC)

Date: 2011-02-02 01:23 pm (UTC)
From: [identity profile] bydda-krishna.livejournal.com
Когда ты небрежно и плавно ступаешь
В ритм звуков, разбитых о низкий плафон,
И стан гармонический тихо склоняешь,
Твой взор бесконечной тоской углублен;

Облитое волнами мертвого газа,
Пленительно бледное это чело,
Где пламя вечернее зорю зажгло,
Как взоры портрета, два грустные глаза;

Я знаю, забытые грезы твои
Возносятся царственно башней зубчатой,
И спелое сердце, как персик помятый,
Уж просит и поздней и мудрой любви.

Ты - плод ароматный, роскошный, осенний,
Надгробная урна, просящая слез,
Далеких оазисов запах весенний,
Иль ложе - иль просто корзина для роз?

Есть грустные очи без тайн и чудес:
Их взгляды чаруют, как блеск драгоценный
Оправы без камня, вид раки священной,
Пустой, как безбрежные своды небес.

Но сердце, что правды жестокой страшится,
Пленяется призрачно-лживой мечтой,
И в шутку пустую готово влюбиться,
И жаждет склониться пред маской простой!

Date: 2011-02-02 01:24 pm (UTC)
From: [identity profile] bydda-krishna.livejournal.com
Твоя краса с ее огнем,
Как вид прекрасный, взор ласкает;
Смех на лице твоем играет,
Как свежий ветер ясным днем.

Тебя увидевши, прохожий
Вдруг соблазнен, в миг ярких встреч,
Здоровьем рук твоих и плеч,
С их ослепительною кожей.

Сияют радугой цвета
Нарядов, на тебе надетых;
В ответ рождается в поэтах
Светло цветущая мечта.

Убор безумных одеяний -
Твоей эмблема пестроты,
Безумная, внушаешь ты
И ненависть и обожанье.

Бывали дни - среди садов,
Где я влачил свое бессилье,
По мне насмешливо скользили
Лучи с небесных берегов;

И блеск земли в начале года
Был так обиден, что в сердцах
Я мстить пытался на цветах
Высокомерию природы.

Так, в час ночной, хотел бы я,
Покорный страсти сердцем пленным,
К твоим красотам вожделенным
Скользнуть бесшумно, как змея,

И тело наказать младое,
Грудь синяками всю покрыть,
А в лоно острый нож вонзить,
Чтоб кровь из раны шла рекою,

И в упоеньи до утра
Я мог, сквозь губы те немые,
Нежней и ярче, чем другие,
В тебя свой яд вливать, сестра!

Date: 2011-02-02 01:26 pm (UTC)

Date: 2011-02-02 01:28 pm (UTC)

Date: 2011-02-02 01:28 pm (UTC)
From: [identity profile] bydda-krishna.livejournal.com
Не стану спорить, ты умна!
Но женщин украшают слезы.
Так будь красива и грустна,
В пейзаже зыбь воды нужна,
И зелень обновляют грозы.

Люблю, когда в твоих глазах,
Во взоре, радостью блестящем,
Все подавляя, вспыхнет страх,
Рожденный в Прошлом, в черных днях,
Чья тень лежит на Настоящем.

И теплая, как кровь, струя
Из этих глаз огромных льется,
И хоть в моей - рука твоя,
Тоски тяжелой не тая,
Твой стон предсмертный раздается.

Души глубинные ключи,
Мольба о сладострастьях рая!
Твой плач - как музыка в ночи,
И слезы-перлы, как лучи,
В твой темный мир бегут, сверкая.

Пускай душа твоя полна
Страстей сожженных пеплом черным
И гордость проклятых она
В себе носить обречена,
Пылая раскаленным горном,

Но, дорогая, твой кошмар,
Он моего не стоит ада,
Хотя, как этот мир, он стар,
Хотя он полон страшных чар
Кинжала, пороха и яда.

Хоть ты чужих боишься глаз
И ждешь беды от увлеченья,
И в страхе ждешь, пробьет ли час, -
Но сжал ли грудь твою хоть раз
Железный обруч Отвращенья?

Царица и раба, молчи!
Любовь и страх - тебе не внове.
И в душной, пагубной ночи
Смятенным сердцем не кричи:
"Мой демон, мы единой крови!"

Date: 2011-02-02 01:29 pm (UTC)
From: [identity profile] bydda-krishna.livejournal.com
Ты бездну страшную, Паскаль, влачил с собою!
Увы! все - бездна в нас: слова, дела, мечты!
Мой волос дыбом встал пред чувством пустоты,
Я дрожью Ужаса пронизан ледяною.

Везде: вверху, внизу, вдали, передо мною -
Безмолвие пространств и ужас высоты,
И ночью Божий перст в провалах темноты
Кошмары чертит с их бездонной глубиною.

Я снов моих страшусь, как черных пропастей,
Что нас безвестными путями завлекают;
Все окна предо мной безбрежность отверзают,

Мой разум кружит вихрь безумий и страстей.
Небытие зову я, ужасом объятый,
Но слит со мною мир Существ и Числ проклятый!

Date: 2011-02-02 01:29 pm (UTC)

Date: 2011-02-02 01:33 pm (UTC)
From: [identity profile] bydda-krishna.livejournal.com
I


Идея, Форма, Существо,
Слетев с лазури к жизни новой,
Вдруг упадают в Стикс свинцовый,
Где все и слепо и мертво:

Вот Ангел, как пловец наивный,
В уродстве ищет новых чар,
Борясь с волною непрерывной,
Нырнув в чудовищный кошмар;

Пред ним встает во мгле унылой
Кружащийся водоворот;
Взметнувшись с бешеною силой,
Он, как безумных хор, ревет.

Вот, околдован чарой властной,
Блуждает путник наугад,
Но тщетно ловит луч неясный
В аду, где к гаду липнет гад;

Сходя без лампы в мрак бездонный
Вниз по ступенькам без перил,
В сырую бездну осужденный
Свой взор трепещущий вперил;

Под ним - чудовищ скользких стая;
Вокруг от блеска их зрачков
Еще чернее ночь густая,
Невыносимей гнет оков.

Корабль на полюсе далеком,
Со всей вселенной разлучен,
В тюрьме кристальной заключен
И увлечен незримым током.

Пускай же в них прочтут сердца
Неисцелимого эмблемы:
Лишь Дьявол, где бессильны все мы,
Все довершает до конца!


II


То дух, своим зерцалом ставший,
Колодезь Правды, навсегда
И свет и сумрак сочетавший,
И где кровавится звезда,

То - полный чары светоч ада,
Маяк в мирах, где властна мгла,
Покой, и слава, и отрада -
Восторг сознанья в бездне зла!

Лесбос

Date: 2011-02-02 01:49 pm (UTC)
From: [identity profile] bydda-krishna.livejournal.com
О мать латинских игр и греческих томлений,
Лесбос, где смена ласк то сонных, то живых,
То жгуче-пламенных, то свежих, украшенье
Пленительных ночей и дней твоих златых,
- О мать латинских игр и греческих томлений,

Лесбос, где поцелуй подобен водопадам,
Без страха льющимся в земные глубины,
Бегущим, стонущим и вьющимся каскадом;
Где неги глубоки, безмолвны и сильны;
Лесбос, где поцелуй подобен водопадам.

Лесбос, где юные зовут друг друга Фрины,
Где ни одна вотще не плакала жена,
С Пафосом наравне цветешь ты, ярче крина,
И ревностью к Сафо Венера смущена.
- Лесбос, где юные зовут друг друга Фрины,

Лесбос, страна ночей мучительно-прекрасных,
Влекущих к зеркалам - бесплодные мечты -
Самовлюбленный взор дев томно-сладострастных,
Плоды ласкающих созревшей наготы;
Лесбос, страна ночей мучительно-прекрасных,

Пускай старик Платон сурово хмурит брови;
Тебе все прощено за таинства твои,
Владычица сердец, рай наших славословий,
И за сокровища восторженной любви.
Пускай старик Платон сурово хмурит брови.

Тебе все прощено за вечное страданье,
Сужденное всем тем возвышенным сердцам,
Которые влечет лучистое сиянье
Неведомых красот к нездешним небесам,
- Тебе все прощено за вечное страданье!

Лесбос, кто из богов посмеет быть судьею
Тебе, и осудить твой многотрудный лоб, -
Слез, в море вылитых ручьями с их струею,
На золотых весах не взвесивши потоп?
- Лесбос, кто из богов посмеет быть судьею?

Что нам чужих для нас людей закон и мера?
О девы гордые, архипелага честь,
Не менее другой державна ваша вера,
И запугать любовь ничья не может месть!
Что нам чужих для нас людей закон и мера?

Меня избрал Лесбос средь всех певцов вселенной,
Чтоб ласки дев его цветущих воспевать;
Допущен с детства был я к тайне сокровенной,
Учась безумный смех и стоны узнавать.
Меня избрал Лесбос средь всех певцов вселенной,

И сторожу с тех пор со скал крутых Левката,
Как наблюдательный и зоркий часовой,
Который день и ночь ждет брига иль фрегата,
Чьи паруса дрожат в лазури огневой,
- И сторожу с тех пор со скал крутых Левката,

Чтоб знать, снисходят ли к глухим мученьям волны,
И возвратят ли вновь, молитве вняв моей,
В Лесбос, простивший все, к скале, рыданий полной,
Священный труп Сафо, ушедшей в даль морей,
Чтоб знать, снисходят ли к глухим мученьям волны!

Труп пламенной Сафо, подруги и поэта,
Затмившей бледностью Венеры лик златой.
- Глаз синих нам милей глаз черный, и отсветы
Таинственных кругов, начертанных тоской
Измученной Сафо, подруги и поэта!

- Сафо, прекраснее Венеры, в час рожденья
Зажегшей над землей безбурную зарю,
И лившей юности беспечной упоенье
На старый Океан, влюбленный в дочь свою;
Сафо, прекраснее Венеры в час рожденья!

- Божественной Сафо, погибшей в день измены,
Когда, забыв обряд своих святых утех,
Она насытила красою вожделенной
Фаона, чей уход был казнию за грех
Божественной Сафо, погибшей в день измены.

И с той поры слышна нам жалоба Лесбоса.
Хоть почести воздал его святыне мир,
Он опьяняется тем криком, что утесы
Его нагие шлют ночь каждую в эфир.
И с той поры слышна нам жалоба Лесбоса!

Date: 2011-02-02 01:50 pm (UTC)

Date: 2011-02-02 01:51 pm (UTC)
From: [identity profile] bydda-krishna.livejournal.com
Одежды сбросила она, но для меня
Оставила свои гремящие запястья;
И дал ей тот убор, сверкая и звеня,
Победный вид рабынь, в дни юного их счастья.

Когда он издает звук резвый и живой,
Тот мир сияющий из камня и металла
Дарует мне восторг, и жгучею мечтой
Смесь звуков и лучей всегда меня смущала.

Покорствуя страстям, лежала тут она
И с высоты своей мне улыбалась нежно:
Любовь моя текла к подруге, как волна
Влюбленная бежит на грудь скалы прибрежной.

Очей не отводя, как укрощенный тигр,
Задумчиво нема, она меняла позы,
И смесь невинности и похотливых игр
Давала новый блеск ее метаморфозам.

Рука ее, нога, бедро и стан младой,
Как мрамор, гладкие и негой несравнимой
Полны, влекли мой взор спокойный чередой;
И груди, гроздия лозы моей родимой,

Тянулись все ко мне, нежней, чем духи Зла,
Чтоб душу возмутить, и мир ее глубокий,
Но недоступна им хрустальная скала
Была, где я сидел, мечтатель одинокий.

Казалось, совместил для новой цели Рок
Стан стройный юноши и бедра амазонки,
Так круг прекрасных чресл был пышен и широк,
И так был золотист цвет смуглый тальи тонкой.

- Усталой лампы свет медлительно погас;
Лишь пламя очага неверное горело,
Дыша порывами, и кровью каждый раз
Вздох яркий заливал янтарь родного тела.

Date: 2011-02-02 01:52 pm (UTC)
From: [identity profile] bydda-krishna.livejournal.com
Мне женщина соблазн раскрыла губ пунцовых;
Ее вздымалась грудь, в плену одежд шелковых,
И, корчась как змея на медленном огне,
Душистые слова она шептала мне:
"Уста мои влажны, и мне дано уменье
На ложе усыплять все страхи и сомненья;
Все слезы осушу на бархате грудей,
И старцам подарю смех радостный детей;
Для тех, пред кем хоть раз красу я обнажила,
Я заменю моря, и небо, и светила;
Я, милый мой мудрец, так опытна в страстях,
Когда мужчин душу в объятьях, как в сетях,
Иль груди отдаю укусам сладострастья,
Развратна и скромна, пленяя хрупкой властью,
Что я сумела бы, на ложе полном нег,
Бессильных Ангелов поработить навек":

Когда весь мозг костей моих уж иссосала
Она, и повернул я к ней свой взор усталый,
Чтоб страстный поцелуй вернуть, лежал со мной
Труп омерзительный, сочивший липкий гной.
Закрыл тогда глаза я в ледяном испуге;
Когда ж я их раскрыл под утро, от подруги
Вчерашней, что на грудь свою меня влекла,
В чьих жилах кровь рекой обильною текла,
Остался лишь скелет, разбитый и скрипящий,
Дрожавший жалобно, как флюгер, дух щемящий,
Иль вывеска, когда томит ее Борей
Дыханием своим в часы глухих ночей.

Date: 2011-02-02 01:53 pm (UTC)

Date: 2011-02-02 01:54 pm (UTC)

Date: 2011-02-02 01:55 pm (UTC)

Date: 2011-02-02 01:58 pm (UTC)

Date: 2011-02-02 01:58 pm (UTC)
From: [identity profile] bydda-krishna.livejournal.com
Под лаской тусклых ламп, с дурманом сладким слитой
На мягкие припав подушки головой,
О негах огненных мечтала Ипполита,
Срывающих покров невинности младой.

Глазами, бурею смущенными, искала
Она наивности далекий небосвод,
Как ищет вдалеке пловец, от волн усталый,
Лазури утренних, уж недоступных вод.

Ее потухший взор, в слезах от страстной муки,
Оцепенелый вид и бледные черты,
Бессильные в борьбе, раскинутые руки,
Убором было все для томной красоты.

У ног ее, вкусив хмель неги всемогущей,
Дельфина жгучий взгляд покоила на ней,
Как будто сильный зверь, добычу стерегущий,
Отмеченную им ударами ногтей.

Могучая краса пред хрупкою красою
Склоненная, она восторженно пила
Вино своих побед, нагнувшись над сестрою,
И словно нежного признания ждала.

Найти хотелось ей во взоре жертвы бедной
Гимн упоительный осуществленных нег,
И благодарности блеск дивный и победный,
Как стон медлительный, струящийся из век.

- "Что, Ипполита, мне ты скажешь, друг родимый,
И поняла ль теперь, что не должна дарить
Ты розы первые весны неповторимой
Дыханьям пламенным, могущим их спалить?

Мой легок поцелуй, как летние стрекозы,
Скользящие крылом по зеркалу воды;
А страсть любовника смятет тебя, как грозы;
Как плуг, прорежет он глубокие бразды.

Пройдет он по тебе, как тяжкие подковы
Стремительных коней, цветы твои топча.
Сестра любимая! Раскрой глаза ты снова,
Ты, жизнь моя и честь, ты, сердце и душа.

Лучом меня дари очей твоих небесных.
За взор один такой, за мед сокрытый в нем,
Завесы подниму я новых нег чудесных
И усыплю тебя я бесконечным сном!"

Но, голову подняв, сказала Ипполита:
"Во мне ни ропота, ни сожаленья нет,
Дельфина, но тоска и боль во мне разлиты,
Как трапезы ночной и грешной горький след.

Я чую на себе гнет страха и печали.
Немые призраки теснят меня толпой,
И увести хотят в немеющие дали,
К кровавым берегам, неверною тропой.

Иль совершили мы поступок беззаконный?
Коль можешь, объясни смущенный мой испуг.
От страха я дрожу под шепот твой влюбленный,
Но льнут к тебе уста невольно, милый друг.

О не гляди, молю, таким суровым взором,
Сестра, которую навеки я люблю,
Хотя бы ты была несчастьем и позором
Моим, и загубить решила жизнь мою!"

Дельфина же, тряхнув трагическою гривой,
Как Пифия, с огнем пророческим в крови,
Со взором роковым ответила ревниво:
"Кто смеет говорить об аде при любви?

Будь проклят навсегда мечтатель безрассудный,
Кто первый захотел, в наивности своей
Задачей увлечен для сердца слишком трудной,
Измерить нравственным мерилом мир страстей.

Тому, кто ночь и день, тепло и мрак холодный,
Мистически связав, задумал слить в одно,
О верь мне, разогреть мороз груди бесплодной
На солнце пламенном любви не суждено.

Коль хочешь, жениха ищи себе тупого,
Губам безжалостным ты дай к себе прильнуть,
Но, страха полная и бледная, ты снова
Раскаявшись, вернешь мне раненую грудь.

Служить лишь одному мы можем господину!"
Но вдруг, смертельных мук познавши острие,
Дитя воскликнула: "Я чувствую глубины
Во мне бездонные - и сердце то мое,

Глубокое как ночь, горячее как лава.
Я зверя замолчать заставить не смогла,
И фурии ничем не утолю кровавой,
Что с факелом в руке насквозь его прожгла.

Завесы тяжкие пусть скроют нас от мира,
Найдем в усталости покой небытия,
На лоне обрету твоем я сладость мира,
И холодом могил пусть веет грудь твоя".

О жертвы жалкие, вам нет уж исцеленья,
Спускайтесь медленно в неумолимый ад,
На дно той пропасти, где сонмы преступлений
Под ветром не с небес мучительно кишат,

Как грозы грохоча в томительном слияньи.
Бегите за мечтой по страдному пути.
Вовек не утолить нам бешеных желаний,
И муки новые вам в негах обрести.

Луч свежий не сиял у нас в глухих притонах,
Тлетворный входит дух сквозь щели темных стен,
Как пламя фонарей, в самом аду зажженных,
И разрушительный в вас проникает тлен.

Бесплодность горькая всех ваших исступлений
Лишь распаляет вас, и кровь все горячей.
Порыв неистовых, безумных вожделений
По вашей плоти бьет ударами бичей.

Вдали живых существ скитаясь дикой глушью,
Бредите темными тропинками волков;
Примите вы судьбу, разнузданные души,
И вами созданных страшитесь вы оков.

Date: 2011-02-02 01:59 pm (UTC)

Date: 2011-02-02 02:02 pm (UTC)

Date: 2011-02-02 02:03 pm (UTC)
From: [identity profile] bydda-krishna.livejournal.com
На креслах выцветших они сидят кругом,
Кокотки старые с поддельными бровями,
Лениво поводя насмешливым зрачком,
Бряцая длинными, блестящими серьгами;

К сукну зеленому приближен длинный ряд
Беззубых челюстей и ртов, подобных ранам;
Их руки адскою горячкою горят,
Трепещут на груди и тянутся к карманам;

С плафона грязного лучи обильно льет
Ряд люстр мерцающих, чудовищных кинкетов
На хмурое чело прославленных поэтов,
Сюда собравшихся пролить кровавый пот.

В ночных виденьях сна я был картиной черной,
Как ясновидящий, нежданно поражен;
На локоть опершись, в молчанье погружен,
Я сам сидел в углу бесчувственный, упорный,

И я завидовал, клянусь, толпе блудниц,
Что, стратью схвачена, безумно ликовала,
Погибшей красотой и честью торговала
И страшной радости не ведала границ.

Но ужаснулся я и, завистью пылая,
Смотрел, как свора их, впивая кровь свою,
Стремится к пропасти зияющей, желая
И муки предпочесть и ад - небытию!

Date: 2011-02-02 02:06 pm (UTC)

Date: 2011-02-02 02:07 pm (UTC)

я встретил женщину

Date: 2011-02-03 07:10 am (UTC)
From: [identity profile] siaynie-e.livejournal.com
Я встретил женщину.Средь уличного гула
В глубоком трауре,прекрасна и бледна,
Придерживая трен,как статуя стройна-
Само изящество,-она в толпе мелькнула.

Я вздрогнул и застыл,увидев скорбный рот,
Таящий бурю взор и гордую небрежность,
Предчувствуя в ней все:и женственность,
и нежность.

И наслаждение,которое убьет.

Внезапный взблеск-и ночь...Виденье Красоты,
Твои глаза на миг мне призрак жизни дали.
Увижу ль где-нибудь я вновь твои черты?

Здесь или только там,в потусторонней дали?
Не знала ты,кто я,не ведаю,кто ты,
Но я б тебя любил-мы оба это знали.


Гимн красоте

Date: 2011-02-03 07:15 am (UTC)
From: [identity profile] siaynie-e.livejournal.com
Скажи, откуда ты приходишь, Красота?
Твой взор - лазурь небес иль порожденье ада?
Ты, как вино, пьянишь прильнувшие уста,
Равно ты радости и козни сеять рада.

Заря и гаснущий закат в твоих глазах,
Ты аромат струишь, как будто вечер бурный;
Героем отрок стал, великий пал во прах,
Упившись губ твоих чарующею урной.

Прислал ли ад тебя иль звездные края?
Твой Демон, словно пес, с тобою неотступно;
Всегда таинственна, безмолвна власть твоя,
И все в тебе - восторг, и все в тебе преступно!

С усмешкой гордою идешь по трупам ты,
Алмазы ужаса струят свой блеск жестокий,
Ты носишь с гордостью преступные мечты
На животе своем, как звонкие брелоки.

Вот мотылек, тобой мгновенно ослеплен,
Летит к тебе - горит, тебя благословляя;
Любовник трепетный, с возлюбленной сплетен,
Как с гробом бледный труп сливается, сгнивая.

Будь ты дитя небес иль порожденье ада,
Будь ты чудовище иль чистая мечта,
В тебе безвестная, ужасная отрада!
Ты отверзаешь нам к безбрежности врата.

Ты Бог иль Сатана? Ты Ангел иль Сирена?
Не все ль равно: лишь ты, царица Красота,
Освобождаешь мир от тягостного плена,
Шлешь благовония и звуки и цвета!

Profile

byddha_krishna1958: (Default)
byddha_krishna1958

January 2020

S M T W T F S
   1234
5 67891011
12131415161718
19202122232425
262728293031 

Most Popular Tags

Style Credit

Expand Cut Tags

No cut tags
Page generated Jul. 23rd, 2025 02:29 pm
Powered by Dreamwidth Studios