Мне женщина соблазн раскрыла губ пунцовых; Ее вздымалась грудь, в плену одежд шелковых, И, корчась как змея на медленном огне, Душистые слова она шептала мне: "Уста мои влажны, и мне дано уменье На ложе усыплять все страхи и сомненья; Все слезы осушу на бархате грудей, И старцам подарю смех радостный детей; Для тех, пред кем хоть раз красу я обнажила, Я заменю моря, и небо, и светила; Я, милый мой мудрец, так опытна в страстях, Когда мужчин душу в объятьях, как в сетях, Иль груди отдаю укусам сладострастья, Развратна и скромна, пленяя хрупкой властью, Что я сумела бы, на ложе полном нег, Бессильных Ангелов поработить навек":
Когда весь мозг костей моих уж иссосала Она, и повернул я к ней свой взор усталый, Чтоб страстный поцелуй вернуть, лежал со мной Труп омерзительный, сочивший липкий гной. Закрыл тогда глаза я в ледяном испуге; Когда ж я их раскрыл под утро, от подруги Вчерашней, что на грудь свою меня влекла, В чьих жилах кровь рекой обильною текла, Остался лишь скелет, разбитый и скрипящий, Дрожавший жалобно, как флюгер, дух щемящий, Иль вывеска, когда томит ее Борей Дыханием своим в часы глухих ночей.
no subject
Date: 2011-02-02 01:52 pm (UTC)Ее вздымалась грудь, в плену одежд шелковых,
И, корчась как змея на медленном огне,
Душистые слова она шептала мне:
"Уста мои влажны, и мне дано уменье
На ложе усыплять все страхи и сомненья;
Все слезы осушу на бархате грудей,
И старцам подарю смех радостный детей;
Для тех, пред кем хоть раз красу я обнажила,
Я заменю моря, и небо, и светила;
Я, милый мой мудрец, так опытна в страстях,
Когда мужчин душу в объятьях, как в сетях,
Иль груди отдаю укусам сладострастья,
Развратна и скромна, пленяя хрупкой властью,
Что я сумела бы, на ложе полном нег,
Бессильных Ангелов поработить навек":
Когда весь мозг костей моих уж иссосала
Она, и повернул я к ней свой взор усталый,
Чтоб страстный поцелуй вернуть, лежал со мной
Труп омерзительный, сочивший липкий гной.
Закрыл тогда глаза я в ледяном испуге;
Когда ж я их раскрыл под утро, от подруги
Вчерашней, что на грудь свою меня влекла,
В чьих жилах кровь рекой обильною текла,
Остался лишь скелет, разбитый и скрипящий,
Дрожавший жалобно, как флюгер, дух щемящий,
Иль вывеска, когда томит ее Борей
Дыханием своим в часы глухих ночей.