![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
byddha_krishna1958Сборник "Мастерская сновидений" (2011 год, издательство "Полет Джонатана")
Три дня в декабре
"В Рождество волхвы не нужны"
Неизвестный автор
На Рождество Брюс повесился.
Однажды утром он проснулся с ощущением абсолютной внутренней пустоты. Пустота оказалась похожей на нечто бесформенное и бесконечно серое, казалось, ее можно было потрогать руками и ощутить на вкус. Но вкус этот был вязок и неприятен, а любая попытка прикоснуться к пустоте оборачивалась лишь усиливающимся чувством собственной беспомощности. Ему не хотелось жить, дышать, двигаться и разговаривать. Брюс заставил себя открыть глаза, но тут же зажмурился - беспощадный луч солнечного света буквально пригвоздил его к постели. Солнечное утро, обычно вселяющее в людей радость, причем радость естественную и беспричинную, на этот раз оказалось бессильно. Скорее наоборот - Брюс ощутил себя еще более никчемным и ненужным - ни этому солнечному свету, ни новому дню, которому ослепительный свет был предвестником.
До Рождества оставалось три дня. На письменном столе Брюса лежал незаконченный рассказ, который он обещал переслать в издательство еще неделю назад. Но когда он начал писать, черная воронка безысходности уже начала втягивать его сознание. Силы постепенно оставляли не только тело, но и душу, и от былой уверенности в собственных возможностях вскоре не осталось и следа. Жизнь, казалось, ускользает от него сама по себе, без всякой видимой причины.
Раньше, когда случались приступы душевной дурноты, Брюс успешно справлялся с ними, отвлекаясь от поденщины журналиста на что-то такое, что дарило если не покой, но по крайней мере некое подобие душевного равновесия. Он часами слушал Моцарта или отправлялся в театр, где обязательно выбирал представление шекспировской трагедии. По каким-то трудно объяснимым причинам страдания короля Лира и душевные терзания Гамлета настраивали Брюса на нужный лад. Но если и это не приносило ощутимого результата, то он покупал билет на поезд, причем пункт назначения не имел никакого значения. Уверенность в завтрашнем дне возвращалась вместе с тем, как слегка покачивающийся вагон отдалялся от родного города и за окном проплывали незнакомые ему пейзажи. На полустанках он видел чужих людей, чья жизнь казалась театральной постановкой, и он начинал придумывать каждому из них свою историю, и в результате возвращался домой энергичным, бодрым, полным новых замыслов, готовый с восторгом приступить даже к самой рутинной работе.
Еще одним пристрастием Брюса были, как ни странно, старые кладбища. Он любил их особую атмосферу умиротворенности и какой-то особой смиренности. Отсутствие суеты и причудливое нагромождение старых памятников и надгробий, этот необычный музей под открытым небом вселял в его сердце чувство силы. Именно силы. И полное отсутствие каких-либо страхов и мыслей о бренности земного мира. Одно время он даже думал написать небольшую книгу о местных кладбищах - сборник эссе, оптимистичных, проникнутых размышлениями о причудливости и справедливости человеческих судеб. Здесь были ухоженные могилы, аккуратные, за которыми тщательно следили. В них покоились те, о ком помнили живые - даже если со дня погребения прошли десятилетия. А были могилы заброшенные, жалкие своей скудостью и небрежением живых. Удивительным бывало разнообразие надгробий: от чудовищной, кричащей роскоши до откровенной безвкусицы, или трогательной, и какой-то беззащитной бедности. Но были и другие - грустные, но удивительно живописные. За каждой могилой его тренированный мозг писателя прочитывал новую судьбу.
Однако в издательстве, с которым он сотрудничал уже много лет, к его замыслу отнеслись скептично, а редактор газеты, всегда расположенный ко всем новым идеям Брюса, в этом случае не выказал никакого энтузиазма, и проект книги так и остался погребенным в одном из толстых блокнотов, куда Брюс обычно заносил все приходившие в его голову мысли. Но даже часами бродя между могильных холмиков и оград, он никогда не ощущал себя подавленным или обреченным.
"Неужели кладбище не производит на вас гнетущего впечатления?" - не удержался от вопроса редактор.
"Ничуть, - отвечал без малейшей запинки Брюс. - Абсолютно! Совсем наоборот - нет более увлекательной экскурсии, чем посещение старого кладбища!"
"И вы там никогда не думаете о том, что тоже умрете? Никогда не думаете о собственной смерти? Например, о том, что где-то наверняка уже припасено местечко и для вас лично?"
"Вы будете удивлены, Майкл, но не думаю! Меня там увлекает совсем иное..."
Точно так же его увлекали книги и женщины. Но если романтические отношения Брюс считал скорее развлечением, то книги занимали в его жизни место верных и мудрых друзей, которые не обманут и не предадут, и в трудную минуту всегда окажутся рядом, стоит только протянуть руку к полке, чтобы тут же оказаться в компании единомышленников.
До Рождества оставалось три дня. Но Брюс не мог думать ни о книгах, ни о музыке, а незаконченный рассказ вызывал у него такое отторжение, что только полное отсутствие каких-либо сил не позволяло ему в ту же минуту подойти к столу и в ярости расправиться с черновиком. Он не хотел думать ни о чем. Именно так - "он не хотел". Отсутствие каких-либо желаний. Более точного диагноза нельзя было назвать. Брюс не хотел ничего.
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
no subject
Date: 2011-02-01 12:03 pm (UTC)Брюс снова не узнал этот женский голос, который звучал в его голове. Он всех узнал, он всех назвал по имени и со всеми по своему простился. Но у этого ровного и спокойного голоса не было никакого имени.
"Это немыслимо! Более того - это нелепо и неправдоподобно! В моей жизни никогда не было такой женщины, я ее не знаю!"
"Наверное, не менее неправдоподобно, чем то, что ты, Брюс, сейчас один в своей холостяцкой квартире, стоишь перед зеркалом и разговариваешь сам с собой".
Брюс невольно оглянулся, но рядом, действительно, никого не было. Только сейчас он понял, что каким-то образом умудрился навести в квартире абсолютный порядок, оставив лишь то, что должно было через несколько мгновений облегчить его участь - стул, веревка...
Он громко выдохнул и в солнечном сплетении расплылась острая боль.
"Болит только у тех, кто еще жив. А тому, кто готов к смерти, не до боли".
Но Брюсу становилось все больнее и больнее. Он попытался определить источник боли, и к своему удивлению понял, что его мучает только один вопрос, причем мучает именно на уровне физического недомогания - кто эта незнакомая ему женщина? Теперь, когда он приговорен, и приговорен окончательно, ответить на этот вопрос, казалось, жизненно необходимо. Впервые за три дня Брюс улыбнулся - и еще раз повторил про себя - "жизненно". Какое странное и нелепое слово!
Последняя воля умирающего - закон для мира. Брюс еще раз заставил себя припомнить весь круг своих знакомых, прошлых и нынешних, память на голоса у него была исключительной, но увы... Ответа на вопрос так и не было.
Но он так не может!
Пока он не вспомнит, пока он сам себе не назовет имени...
Прошел час, а может и больше, но и вся прошедшая жизнь, извлеченная им за это время на поверхность, и не только извлеченная, но и названная именами всех людей, с которыми он так или иначе имел дело, вся эта жизнь, так и не пришла на помощь умирающему.
"Кто знает, может быть, умение смотреть в зеркало это и есть умение жить? И тогда ошибается тот, кто не умеет видеть самого себя в отражениях чужих сердец? И вот вопрос - когда мы слышим голоса других людей - это голоса других людей или все-таки это наш собственный голос, который всего лишь возвращается, возвращается к нам самим - как гора возвращает посланный ей звук в виде причудливого эха?"
"Кто ты, подскажи мне в конце концов, я умоляю тебя. Кто ты - наваждение, призрак прошлого? Или... Или ты тень будущего? Будущего, которому так и не суждено сбыться".