![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
byddha_krishna1958Сборник "Мастерская сновидений" (2011 год, издательство "Полет Джонатана")
Три дня в декабре
"В Рождество волхвы не нужны"
Неизвестный автор
На Рождество Брюс повесился.
Однажды утром он проснулся с ощущением абсолютной внутренней пустоты. Пустота оказалась похожей на нечто бесформенное и бесконечно серое, казалось, ее можно было потрогать руками и ощутить на вкус. Но вкус этот был вязок и неприятен, а любая попытка прикоснуться к пустоте оборачивалась лишь усиливающимся чувством собственной беспомощности. Ему не хотелось жить, дышать, двигаться и разговаривать. Брюс заставил себя открыть глаза, но тут же зажмурился - беспощадный луч солнечного света буквально пригвоздил его к постели. Солнечное утро, обычно вселяющее в людей радость, причем радость естественную и беспричинную, на этот раз оказалось бессильно. Скорее наоборот - Брюс ощутил себя еще более никчемным и ненужным - ни этому солнечному свету, ни новому дню, которому ослепительный свет был предвестником.
До Рождества оставалось три дня. На письменном столе Брюса лежал незаконченный рассказ, который он обещал переслать в издательство еще неделю назад. Но когда он начал писать, черная воронка безысходности уже начала втягивать его сознание. Силы постепенно оставляли не только тело, но и душу, и от былой уверенности в собственных возможностях вскоре не осталось и следа. Жизнь, казалось, ускользает от него сама по себе, без всякой видимой причины.
Раньше, когда случались приступы душевной дурноты, Брюс успешно справлялся с ними, отвлекаясь от поденщины журналиста на что-то такое, что дарило если не покой, но по крайней мере некое подобие душевного равновесия. Он часами слушал Моцарта или отправлялся в театр, где обязательно выбирал представление шекспировской трагедии. По каким-то трудно объяснимым причинам страдания короля Лира и душевные терзания Гамлета настраивали Брюса на нужный лад. Но если и это не приносило ощутимого результата, то он покупал билет на поезд, причем пункт назначения не имел никакого значения. Уверенность в завтрашнем дне возвращалась вместе с тем, как слегка покачивающийся вагон отдалялся от родного города и за окном проплывали незнакомые ему пейзажи. На полустанках он видел чужих людей, чья жизнь казалась театральной постановкой, и он начинал придумывать каждому из них свою историю, и в результате возвращался домой энергичным, бодрым, полным новых замыслов, готовый с восторгом приступить даже к самой рутинной работе.
Еще одним пристрастием Брюса были, как ни странно, старые кладбища. Он любил их особую атмосферу умиротворенности и какой-то особой смиренности. Отсутствие суеты и причудливое нагромождение старых памятников и надгробий, этот необычный музей под открытым небом вселял в его сердце чувство силы. Именно силы. И полное отсутствие каких-либо страхов и мыслей о бренности земного мира. Одно время он даже думал написать небольшую книгу о местных кладбищах - сборник эссе, оптимистичных, проникнутых размышлениями о причудливости и справедливости человеческих судеб. Здесь были ухоженные могилы, аккуратные, за которыми тщательно следили. В них покоились те, о ком помнили живые - даже если со дня погребения прошли десятилетия. А были могилы заброшенные, жалкие своей скудостью и небрежением живых. Удивительным бывало разнообразие надгробий: от чудовищной, кричащей роскоши до откровенной безвкусицы, или трогательной, и какой-то беззащитной бедности. Но были и другие - грустные, но удивительно живописные. За каждой могилой его тренированный мозг писателя прочитывал новую судьбу.
Однако в издательстве, с которым он сотрудничал уже много лет, к его замыслу отнеслись скептично, а редактор газеты, всегда расположенный ко всем новым идеям Брюса, в этом случае не выказал никакого энтузиазма, и проект книги так и остался погребенным в одном из толстых блокнотов, куда Брюс обычно заносил все приходившие в его голову мысли. Но даже часами бродя между могильных холмиков и оград, он никогда не ощущал себя подавленным или обреченным.
"Неужели кладбище не производит на вас гнетущего впечатления?" - не удержался от вопроса редактор.
"Ничуть, - отвечал без малейшей запинки Брюс. - Абсолютно! Совсем наоборот - нет более увлекательной экскурсии, чем посещение старого кладбища!"
"И вы там никогда не думаете о том, что тоже умрете? Никогда не думаете о собственной смерти? Например, о том, что где-то наверняка уже припасено местечко и для вас лично?"
"Вы будете удивлены, Майкл, но не думаю! Меня там увлекает совсем иное..."
Точно так же его увлекали книги и женщины. Но если романтические отношения Брюс считал скорее развлечением, то книги занимали в его жизни место верных и мудрых друзей, которые не обманут и не предадут, и в трудную минуту всегда окажутся рядом, стоит только протянуть руку к полке, чтобы тут же оказаться в компании единомышленников.
До Рождества оставалось три дня. Но Брюс не мог думать ни о книгах, ни о музыке, а незаконченный рассказ вызывал у него такое отторжение, что только полное отсутствие каких-либо сил не позволяло ему в ту же минуту подойти к столу и в ярости расправиться с черновиком. Он не хотел думать ни о чем. Именно так - "он не хотел". Отсутствие каких-либо желаний. Более точного диагноза нельзя было назвать. Брюс не хотел ничего.
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
no subject
Date: 2011-02-01 12:00 pm (UTC)"Что вам нужно от меня? Что вы хотите услышать в ответ? Что вам нужно?! Оставьте меня в покое!" Но не было покоя.
"Ты никогда ничего не мог сделать, одни лишь разговоры! Как там у твоего любимого Гамлета - слова, слова, слова..."
"Да лучше бы тебя и вовсе не было!"
Первый голос принадлежал, надо думать, Кристине, его первой жене, женщине во всех смыслах истеричной и крайне неуравновешенной. Она так и смогла примириться с тем, что Брюс большую часть времени проводил за письменным столом, а не сопровождал ее в бесконечных и, как ему казалось, бессмысленных походах по магазинам. Их брак был поспешным, Брюс скорее позволил Кристине вовлечь себя сначала в бурные интимные отношения, а затем довести эти отношения до официальной регистрации. После чего оба молодых супруга обнаружили, что, живя под одной крышей, они существуют в двух параллельных мирах. Более того, эти миры умудряются никоим образом не соприкасаться друг с другом. А дальше оставалось лишь наблюдать, как параллельные миры еще и умудряются вступать в боевые кровопролитные конфликты.
Второй голос, взвинченный, ломкий, юношеский - это, конечно же, его сынок Освальд. Капризный малыш подрос и превратился в молодого человека, убежденного в том, что мир существует исключительно для удовлетворения его многочисленных потребностей. Брюс до сих пор не мог себе объяснить, как такое могло случиться, что он регулярно оказывался в компании людей эмоционально и психически неуравновешенных, до краев наполненных претензиями и чувством собственной исключительности.
Кристина и Освальд были похожи друг на друга, как два сиамских близнецах, хотя ирония судьбы заключалась в том, что одна сыграла роль его первой жены, а второй был нечаянным сюрпризом, нежданным следствием скоротечного романа Брюса с его бывшей однокурсницей. И когда этот сюрприз обнаружился, Кристина скорее облегченно вздохнула и навсегда выпорхнула из их квартиры, оставив Брюса разбираться и со своей любовницей, и с ее ребенком. Разбираться в паутине отношений он не любил, да толком так и не научился этого делать. Ни тогда, когда по наивности пытался понять, от чего они с Кристиной разговаривают как два государства, находящихся в состоянии войны, как два инопланетянина, оказавшиеся по прихоти случая в одном доме, ни позже, когда, окунувшись на пару лет в отношения со второй женой, не без облегчения обнаружил себя свободным человеком. Все случалось, как случалось. Ему оставалось лишь наблюдать свою жизнь как череду эпизодов, в которых второстепенные персонажи мало чем отличались от исполнителей более значимых ролей.