Вершины мировой поэзии. "Я — Ангел! Я люблю, я жду, я умираю"

[byddha_krishna1958]

Известная реплика Малларме:
"Мне жаль, что вы их не понимаете, я пишу только для умных".

 

Окна

Как слабый человек, оставленный в больнице

Среди постылых стен, подъемлет жадный взор

К распятью, что глядит, зевая, как клубится

Зловонный фимиам в банальной складке штор,

И, в корчах распрямив свое гнилое тело,

Он тянется к окну, где буйствует рассвет,

Прильнувши лбом к стеклу, впивать оцепенело

Щетинистым лицом прекрасный, яркий свет,

И воспаленный рот, изведав скорбь утраты,

А прежде юный, пить восторг лазурных струй,

И пачкает слюной горячие квадраты,

Вонзая в пустоту блаженный поцелуй,

И, презирая смрад кадила и елея,

И время, что течет бессмысленно и зря,

Смотреть через стекло, от радости хмелея,

Как медленно встает кровавая заря,

Где золотых галер воздушные армады,

Как лебеди, плывут по пурпурной реке,

Чьи сеют молнии душистые громады

С такой беспечностью в лазурном далеке!

Так, оскорбясь, душой, погрязшей в липкой мрази,

Где жрет само себя, вдыхая смрадный чад,

Желанье отыскать ошметки этой грязи

И матери вручить, кормящей своих чад.

И я припал к окну в бессилии жестоком,

Чтоб не смотреть вокруг и, в зеркале стекла,

Омытом голубым, как золото, потоком,

Узреть и возомнить из грязного угла:

Я — Ангел! Я люблю, я жду, я умираю.

Пусть стекла будут сном, условностью, мечтой,

Что рвется изнутри к возвышенному краю,

Как лучезарный нимб, зажженный Красотой!

Но тщетно, этот мир сильней. Его уродство

Низвергнуло меня в блевотину и гной,

И вот, осатанев от мерзости и скотства,

Я зажимаю нос перед голубизной!

И, выломав кристалл, измученный, теперь я,

Как оскверненный монстр, ползу на животе,

Чтоб выброситься вниз на крылиях без перьев!^{8}

— Рискуя не упасть в бездонной пустоте?

Летняя печаль

В улыбке пополам с подавленным зевком

Мешая горечь слез с беспечностью влюбленной,

Ты дремлешь, ослабев, сомлевшая, ничком

Под солнцем, на песке — от страсти утоленной.

Был в странной тишине так глух и незнаком,

О робость губ моих! твой голос утомленный:

«Нам в мумию одну в гробнице под песком

Не слиться никогда в пустыне раскаленной!»

Но волосы твои — та теплая река,

Где душу утопить, уснуть бы на века,

Достичь Небытия… О, если бы ты знала!

Поплачь, я выпью тушь с ресниц твоих, и в ней,

Быть может, отыщу для сердца, что устало,

Покой голубизны, бесчувственность камней.

* * *

Едва коснется тень заветного числа,

Как давняя мечта под сводами гробницы,

До ломоты в костях, желанная, приснится,

Победно распрямив во мне свои крыла.

В эбеновом дворце, где смерть переплела

— О, царственный соблазн! — созвучий вереницы,

Ты будешь, как гордец, обманутый в темнице,

Чей одинокий взор вдруг ослепила мгла.

Когда из звездных бездн, как отзвук иноверий,

Падет вселенский блик причудливых мистерий

На недостойный мир сквозь вечное всегда,

Пространство, возродясь, отвергнет изначальность

И низкие огни покатятся, — тогда

Астральным таинством зажжется гениальность.

 

Comments

[bydda-krishna.livejournal.com]

Вздох



Твое лицо, сестра, где замечталась осень,
Вся в рыжих крапинах, и ангельская просинь
Задумчивых очей опять влекут меня,
Влекут меня в лазурь томительного дня,
Так в парках шум ветвей и вздохи водомета
Взмывают к небесам, чья вялая дремота
Надолго разлилась по стынущим прудам,
Где мокрую листву по мертвым бороздам
В холодной тишине осенний ветер гонит,
И солнце желтое последний луч хоронит.