Портрет книги. Крупный план. "Трикстер, Гермес, Джокер".

[byddha_krishna1958]

Это эпос об отщепенцах современности, о магах новейших времен - о бандитах и мечтателях с большой дороги, о виртуозах вне закона, о престидижитаторах, благородных наркобаронах, картежниках и алхимиках наших дней. Пока читатель предвкушает философско-литературные радости, которые сулит название книги, тысячи специально обученных, невыдуманных и весьма серьезно настроенных представителей сил зла, настойчиво трудятся, создавая и преумножая опасные повороты сюжета, фатальные ситуации и устрашающие эпизоды.
Дэниэл Пирс ни одного дня не посещал школу, но учителя из Альянса Магов и Отщепенцев (сокращенно – АМО) преподали ему такие уроки, которые не снились никому из нас.
АМО - это одна из самых древних тайных организаций на свете, и состоят в ней люди, по тем или иным (как правило - идеалистическим, революционным или, во всяком случае - вполне бескорыстным) причинам оказавшиеся вне закона.
Первые годы жизни Дэниэл провёл с матерью, Эннели Пирс, на ранчо, принадлежащем АМО и являющемся секретным схроном для тех членов организации, кто оказался вне закона. Вместе с сыном Эннели изучала самые разные дисциплины, как в теории, так и на практике.
После её загадочной трагической гибели Дэниэл вступил в АМО и попал в обучение к настоящим специалистам своего дела. Сварливый старик Бил Уэббер научил его медитацтации, рыболовству и терпению. Фермер-наркоман Мотт Стокер - производству и употреблению веществ для расширения сознания. Виртуоз-медвежатник Вилли Клинтон - умению открывать любые замки и входить в любые двери. Профессиональный картёжник Бобби Слоун - игре по-крупному. Оборотень Жан Блёр - искусству перевоплощения, и, наконец, сам таинственный Вольта, стоящий во главе АМО - преподал Дэниелу уроки невидимости, которой его, в свою очередь, обучила дочь ямайской колдуньи.
Вся история жизни и воспитания Дэниела является почти научным доказательством существования величайшего мудреца, божественного сверхразума, известного антропологам как Трикстер, практикующим алхимикам - как Гермес, а картежникам всего мира - как Джокер.
Стоит при всём при этом иметь в виду, что реальность, которую взвесил и завернул нам Джим Додж, предельно настоящая и стопроцентно подлинная. Герои книги живут и существуют в нашем с вами мире, подчиняются законам природы (но отнюдь не законам, придуманным людьми) и сражаются за свою жизнь и понимание ее смысла при помощи холодного, огнестрельного и трюкового оружия. Но даже в нашем, абсолютно реальном, мире подброшенная монета иногда встаёт на ребро. Или, как поют в одной старинной песне, — «Destiny turns on a dime».

Мне эта книга очень понравилась))))) Читал с огромным удовольствием.

Американец Джим Додж – доктор изящных искусств, профессор Государственного Университета Гумбольдта и руководитель программы по развитию искусства слова, написал три книги, пользующихся любовью интеллектуалов всего мира: два романа «Трикстер, Гермес, Джокер» («Stone Junction») и «Не сбавляй оборотов. Не гаси огней" («Not Fade Away») и маленькую повесть «Какша» (Fup). Из этого перечня видно, что названия книг Доджа с трудом поддаются переводу на русский язык – они слишком вросли в американскую реальность и английскую идиоматику. Кроме того, у писателя есть ещё вот какая особенность: он выдаёт неразбавленный, очень концентрированный текст. Другому бы, возможно, хватило этого материала на целую армию романов, но Додж не экономит на сюжете и персонажах. Многие из них появляются, рассказывают свои истории и исчезают – некоторые для того, чтобы появиться в следующей книге Доджа. К примеру, индеец Джонни Семь Лун, принимавший участие в воспитании Дэниэла Пирса, главного героя книги «Трикстер, Гермес, Джокер», появляется в повести «Какша» и пьёт виски бессмертия с тамошним главным героем, дедушкой Джейком. Или таинственная пиратская радиостанция, которую спонсирует Альянс Магов и Отступников, звучит как в «Трикстере…», так и в «Не сбавляй оборотов, не гаси огней». Кажется, что в четвёртом романе Доджа именно эта радиостанция и её неотразимый Ди-джей должны стать главными героями, но писатель не торопится опровергнуть или подтвердить эту версию.
«Трикстер, Гермес, Джокер» - это роман о похищении огромного таинственного Алмаза, внутри которого тот, кому позволено, может увидеть огненную спираль, открывающую дверь в манящую неизвестность. Роман и сам подобен этому Алмазу – читатель как будто медленно всматривается в каждую из его граней, постепенно пытаясь постичь его суть – совсем как Великий Вольта, а затем и его ученик, Дэниэл Пирс.
Сначала кажется, что главным героем романа будет Эннели Пирс – девушка из католического приюта, потерявшая родителей, забеременевшая от одного из случайных партнёров, и нашедшая в себе силы и мужество сбежать из больницы вместе с ребёнком, обречь на бродяжничество и его, и себя, лишь бы их не разлучили. Как всякий маг или отступник, оказавшийся на распутье, Эннели случайно встретила представителя могущественной тайной организации АМО – Улыбчивого Джека, предложившего ей содержать в порядке схрон для оказавшихся вне закона участников АМО и жить там вместе с сыном. С появлением в жизни Эннели Шеймуса, приверженца альянса, помешанного на похищении плутония, роман поворачивается к нам следующей своей гранью – историей любви двух необычайно сильных и ярких личностей. Затем следует новый виток и кажется, что теперь-то уж понятно: главный герой романа – сам Альянс Магов и Отступников, или его глава – Великий Вольта. Но АМО, всегда находясь в поле зрения, неизменно ускользает за пределы страницы, стоит сконцентрировать на нём всё внимание. Наконец, на сцену выходит сын Эннели, Дэниэл Пирс. Этот необыкновенный мальчик обучается у лучших мастеров АМО и к двадцати годам постигает искусство самодисциплины, перевоплощения при помощи костюмов, грима и воображения, производства наркотиков, карточной игры, взлома сейфов и, наконец – исчезновения. Роман, не выходивший до этого за пределы воображаемых возможностей человека, поворачивается к читателю очередной гранью, и на сцене возникает Алмаз, который надо похитить из секретного государственного хранилища, которое охраняется днём и ночью при помощи сверхсовременных систем и опытных бойцов. Но для невидимки-взломщика, умеющего менять облик в считанные минуты, к услугам которого – все силы АМО, нет никаких преград. Гораздо сложнее проникнуть в недра Алмаза, чем похитить его у государства и неоднократно обвести вокруг пальца и погоню, и своих сообщников из АМО.
Развязка детективной линии, проходящей через весь роман, обескураживает, но ещё больше обескураживают последствия, к которым она приводит. Джим Додж долго и тщательно натягивал на хитроумный каркас тонкие струны, чтобы в самом конце заставить их лопнуть, произведя звук необыкновенной красоты, неповторимый, как трюк с проникновением в недра Алмаза, или как сама человеческая жизнь.

Андрей Мирошкин
Книжное обозрение



ЧИТАЕМ ОТРЫВОК ЗДЕСЬ

Новый домик для гостей пустовал четыре месяца. Как и было обещано, в первых числах каждого месяца Эннели приходил тысячедолларовый чек, выписанный в Нашвилле от имени трастового фонда известной компании. Наличные Эннели ездила получать в Сан-Франциско и всегда оставалась развлечься на несколько дней. Такие отлучки с поста Улыбчивый Джек считал допустимыми, но просил всякий раз сообщать, когда она вернется и по какому телефону ее искать. Он дал ей номер «контрольной линии» и пароль для звонков.
Контактным телефоном Эннели стал номер круглосуточного кафе на Грант-авеню, поварам которого она платила двадцать долларов в месяц за услугу. Однажды вечером она сидела там с Джефи Райдером, молодым и довольно симпатичным поэтом, макала пончики в джем и обсуждала чайную церемонию. Из кухни высунулась Луи и позвала ее к телефону.
— Алло.
— Миссис Этелред? — голос Улыбчивого Джека. Обращение было частью пароля.
— Да, это миссис Этелред. И Дэниел.
— Где мы с вами покупали пеленки?
— В Линкольне.
— Я сильно опоздал с возвращением?
— На тридцать два месяца.
— Для меня это не так уж много. Но надеюсь, что ты сможешь попасть домой гораздо быстрее. Бегом, прыжками. В пруду плавает уточка. Извини, что так напрягаю в первый раз, но кое-где дела пошли ни к черту, и нам надо брать ноги в руки. Приятель ждет тебя на месте, а может быть, ушел.
У Эннели тогда уже был автомобиль, «форд» пятидесятой модели, требовавший прорву масла. Срочно забрав Дэниела, она помчалась домой, последние две мили трясясь и подпрыгивая на колдобинах. В доме было темно.
— Ну-ка, стой где стоишь, опусти руки, — женский голос был мягкий, но в нем звучала уверенная властность человека с оружием.
Эннели с Дэниелом остановились.
— Кто у нас тут? — спросил голос. Эннели различила в темноте фигуру, прижавшуюся спиной к дальней стене.
Они действительно были на прицеле — женщина держала что-то вроде ружья с коротким стволом
— Эннели Пирс, и мой сын, Дэниел.
Мальчик прижался сзади к ее ноге.
— Отлично, подруга, — голос стал низким, удовлетворенным. — Не хотелось пугать тебя до полусмерти, но денек у меня был еще тот, и вечер не лучше, а на вашем месте вполне могли оказаться грабители или полиция. Зажги лампу, посмотрим друг на друга.
Эннели зажгла две лампы на камине. Когда язычки пламени осветили комнату, женщина опустила обрез.
— Я Долли Варден.
В свете керосиновых ламп лицо ее было очень бледным, ни кровинки, но твердый взгляд синих глаз, низкий голос и плотное, крепко сбитое тело не оставляли впечатление хрупкости и слабости. На ней были джинсы, серая рубашка и грязные теннисные туфли.
— Меня предупредили, что ты можешь здесь быть, Долли, но я все равно никак не приду в себя.
— Неудивительно, — пробурчала Долли и посмотрела на мальчика, жавшегося к ноге Эннели. — Тебя зовут Дэниел, да?
Он быстро кивнул.
— И тебя я тоже напугала?
Дэниел снова кивнул, на этот раз еще быстрее. Долли Варден села перед ним на корточки и улыбнулась.
— Когда вы сюда подъехали, я так перетрусила, что готова была выпрыгнуть из собственной шкуры и вылететь в дымоход.
Дэниел уткнулся в ногу Эннели, она наклонилась и взяла его на руки. Долли встала.
— Ну ладно. Первый испуг, надеюсь, прошел, приготовьтесь теперь ко второму, — она повернулась спиной.
Подол рубашки слева обильно пропитался кровью. — Как у тебя с оказанием первой помощи, а, детка? — спросила Долли через плечо.
— Н-не очень, — от увиденного Эннели слегка вздрогнула. Дэниел это почувствовал и развернулся у нее на руках.
— Там кровь! — воскликнул он, будто объясняя это матери.
— Ладно, хватит глаза таращить, вы, оба! Вскипятите воду, порвите какую-нибудь простыню. Вряд ли там что-то серьезное, хотя я толком не видела — сукин сын попал прямо в задницу. Черт, этой заднице и так выше крыши досталось. Мужики, мотоциклы, пинки без счета, а теперь еще и заряд дроби. Долбаные охранники стреляют отнюдь не каменной солью, как фермеры, когда я девчонкой лазила по тыквенным делянкам.
Поставив Дэниела на пол, Эннели пошла разжигать печь. Долли повернулась спиной к мальчику и стянула рубаху через голову. Дэниел внимательно смотрел на нее.
Спина и бедра Долли были густо покрыты татуировками, трусы разорваны и в крови.
— У мамы тоже есть, — сказал он.
— Что есть?
— Тату. Только маленькая.
— И не очень хорошая, — добавила Эннели от печи. —Я ее сама наколола.
— Видно, несладко тебе пришлось, если сама взялась.
— Да, несладко.
— А рисунок какой? Цветок, зверь, имя любовника?
— Крест.
— Ни за что не подумала бы, — с легким разочарованием отозвалась гостья.
— Нет, это не имеет отношения к религии. Там искривленный крест. Меня пытались унизить.
— Меня тоже, детка, — сочувственно кивнула Долли. — А теперь еще и в задницу всадили дробь. Как там вода, поспевает?
— Скоро закипит.
— Тебе очень больно? — спросил Дэниел.
Долли повернула к нему голову, тяжелые груди качнулись.
— Болит, но не сильно. Такая, знаешь, ноющая боль.
— Я один раз попал по ноге топором. Не острым концом, другим. Было ужасно больно.
— Да уж, я представляю.
— И я так плакал…
— Я бы тоже плакала.
— Но сейчас же не плачешь.
— Подожди, заплачу через пару минут.
— Правильно, — важно кивнул Дэниел. — Ты плачь, так быстрее пройдет.
Когда вода вскипела, Долли, морщась, стянула трусы и легла на постель. Поперек левой ягодицы шла узкая красная борозда с неровными краями.
— На вид вовсе не так уж плохо, — сказала Эннели, осмотрев рану. — Но тату, похоже, пропала.
— Моя вишенка! — простонала Долли.
— Вишенка! — хихикнула Эннели.
— Она у меня самая первая, самая любимая. Такая, знаешь, перчинка, она мне всегда прибавляла задору…
Эннели приложила мокрое полотенце к ране, и круглые ягодицы судорожно сжались. Дэниел смотрел во всеглаза.
— Где тебе ее сделали? — спросила Эннели, чтобы отвлечь Долли.
— Когда лезла через стену, — промычала Долли сквозь зубы. — Представляешь, даже не с вышки пальнули, один сучий боров во дворе.
— Да нет, я про тату.
— А. Я ее сделала примерно в твоем возрасте. В Оклахоме.
— Ты там родилась?
— Ага. Рядом с Карвером, внизу, на юго-востоке.
В тридцатых годах там и закона-то толком не было. Никогда не забуду, как в первый наш школьный день учитель сказал: «Если когда-нибудь вы прибежите ко мне и скажете, что кто-то себя плохо ведет, ему достанется по заслугам, но и вас я буду пороть, пока рука поднимается. Потому что есть только один проступок, который я не могу вынести, — доносительство». Это были такие места… — Долли снова вздрогнула и замолчала, почувствовав прикосновение полотенца к ране.
— Ну что ж, стебелек и два листочка остались, — сказала Эннели, продолжая вытирать кровь.
— У моей подруги, Дорис Кинкейд, была поговорка такая — если кто-то сорвал твою ягодку, не беда, главное, чтоб косточка при тебе осталась.
— Чем ты занималась у себя в Карвере?
— Большей частью грабила банки. Работала с первой в стране бандой на мотоциклах, может, слышала — Банда Вермильон. Настоящий класс. Мы тогда были как семья. Сейчас такое уже не встретишь. Сейчас байкеры сплошь дуболомы. Все на наркоте, ходят опустившиеся, нестираные, бьют слабых и ведут себя идиотски — большинство просто дефективные. Как они обращаются со своими девушками! Так ни с кем нельзя себя вести, если хочешь иметь хоть какой-то класс.
— Что такое «вермильон»? — спросил Дэниел.
— Красный цвет, — ответила Эннели.
Долли подняла голову и повернулась к мальчику.
— У нас были такие длинные алые шарфы. Хорошо смотрелись!
— Вы кого-нибудь убивали?
— Сейчас я наложу мазь с антибиотиком, — перебила его Эннели, — все равно у нас больше ничего нет, а сверху сделаю чистую повязку. Идет?
— Отлично, доктор.
— Вы кого-нибудь убивали? — нетерпеливо повторил мальчик.
— Черт возьми, Дэниел! — воскликнула Эннели. — Не лезь под руку, не видишь, мы обрабатываем рану!
— Что ж, вопрос честный, — голос у Долли был скорее усталый, чем раздраженный. — Мы были грабители, Дэниел, но не убийцы. Пистолеты носили, конечно, только никогда не заряжали их. С некоторыми субчиками пришлось разделаться, хотя нам такое всегда было противно. Мы старались никому не причинять вреда, считали делом чести.
Это мой парень придумал никогда не заряжать пистолеты.
— А сейчас он где?
— Умер. Разбился на обледенелой дороге.
Дэниел замолчал. Эннели отрезала две полоски пластыря и закрепила повязку.
— Вот так. Я не доктор, конечно, но думаю, ты выживешь.
— Постараюсь, — промычала Долли в подушку.
— Пойду найду тебе трусы, чтоб повязка лучше держалась, — Эннели погладила Долли по здоровой ягодице и пошла к комоду.
Дэниел подошел к кровати, положил ладошку на спину Долли и тоже ласково погладил ее. Долли высунула нос из подушки, улыбнулась ему. На глаза ей наворачивались слезы.
— Черт, ты просто нечто, — всхлипнула она и тихо заплакала.





На диком-диком Западе жила дикая-дикая утка по имени Какша. Как она там очутилась и что из этого вышло, вы узнаете из мистически-хамского вестерна "Какша".
У героев этой книги очень разносторонние интересы и богатая биография. Дедушка Джейк, например, любит сидеть на крыльце своего дома, потягивая крепкий алкогольный напиток "Шепот смерти". Двухметровый внук Джейка, Кроха, к спиртному равнодушен. Зато он любит строить заборы. А огромному неуловимому кабану, живущему неподалеку, больше всего нравится эти заборы разрушать. И только прирученная дедушкой утка Какша любит жить, просто жить - не больше и не меньше.
Книга эта, несмотря на кажущуюся сказочность и пасторальность, предназначена исключительно для взрослых читателей: в силу непедагогичной крепости языка и "Шепота смерти", но в первую очередь - из-за нешуточной недетскости содержания.