![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
byddha_krishna1958Томас Мур
«Душа секса»
Архетипические Паттерны в Сексе.
Мифы, святые и знаменитости.
Geisha : Bojan Jevtic
Другой богатой мифической сексуальностью является женщина, пойманная в прелюбодеянии. Мы находим её в Евангелии, в «Алой букве» Натаниэля Готорна и в ежедневной газете. Эстер Прин носит свою букву «А» для идентификации её как поддавшейся желанию и нарушившей правила приличия. В истории Готорна она противопоставляется ранним американским пуританам, которые кажутся необъяснимо жестокими, выказывая очень мало сочувствия или принятия человеческого несовершенства. Мы можем понять Эстер Прин, и её судьи актуальны не только на фоне первых дней Америки, но также как архетипические тенденции в каждом из нас.
Совсем не просто жить с нашими собственными сексуальными идеалами или идеалами нашего сообщества, и мы можем найти эту напряженность между слабым нарушителем и требовательным критиком современной социальной жизни и наших личных жизней. Странно, что мы лично знаем, как трудно иметь дело с сексуальным желанием, и все равно мы налагаем крайние требования на других. Должно быть, имеет место глубокое беспокойство под нашей ментальностью осуждения, которая, возможно, вытесняет на жизнь других наши собственные желания контроля.
Внутри нас также имеет место тенденция к мазохизму, что меряется степенью удовлетворенности пребывания в осуждении и ограничении, и, таким образом, мы создаем институты, которые придают внешнюю форму этому паттерну. Мало того, что люди наслаждаются сидением в церквях, говоря о деяниях и регулярных наказаниях за жизненное несовершенство, так даже наши книги самопомощи рассказывают нам как жить с совершенным эмоциональным и физическим здоровьем. Иногда все это преисполнено сокрытым авторитаризмом, что не так уж и далеко от наших предков-пуритан. То, что мы считаем экспертизой, когда-то называлось властью. Там же, где проповедники когда-то использовали красочный язык адского огня и серы, наши нынешние эксперты теперь авторитарно говорят об эмоциональном и физическом здоровье.
Анализ Готорном сексуального желания есть соответствующий комплекс. «Алая буква» начинается с того, что Эстер Прин выходит из тюрьмы с обвинительным письмом на груди и отказывается глубоко входить в роль кающейся. Буква была вышита так искусно, что выделялась своими размерами и красотой. Она позволяет миру видеть её, хотя и не выставляет напоказ. Затем она живет жизнью служения своей общине. Её любовник, Артур Димсдейл, напротив, скрывает свой грех. Он имеет обыкновение класть свою руку на сердце, там, где можно было бы приколоть его алую букву - он как будто чувствует жжение в своем сердце и прикрывает его. В отличие от Эстер Прин, он живет так, как будто бы ничего не случилось. Его буква незрима, она только внутри, и это разъедает его. В конце Эстер процветает, а Димсдейл сознаётся очень поздно для того, чтобы возыметь возможную радость. Обиженный муж Эстер – Роджер Чиллингуорс, склоняется к мести, играя роль дьявола, и все же Готорн призывает читателя найти сочувствие даже для него.
Красоты истории Эстер Прин является изображением нескольких путей сексуального формирования жизни людей. Мы все могли бы иметь Эстер Прин, Артура Димсдейла и Роджера Чиллингуорса в составе нашего эротического – того, кто падает в очарование секса и избирает последствия, того, кто пытается сохранить обычную поверхность жизни, скрывая под ней глубоко встревоженное сердце, и того, кто воплощает роль раненого и обманутого мстителя. Секс есть способ создания драмы интенсивных эмоций вокруг этих персонажей, и у большинства людей есть этот вкус в некоторые времена их жизни.
Произведение Готорна напоминает нам, что мы можем извлечь пользу из утраты добродетели, к которой секс принуждает нас. Его слова точны и аккуратны. Он пишет о Эстер Прин: «Алая буква была её паспортом в регионах, где другие женщины не осмеливались на такое. Стыд, Отчаяние, Одиночество! Это были её учителя». В этой истории женщина является прелюбодейкой, женщиной, истинно посрамленной своими страстями, но которая нашла путь посредством их войти в своё сообщество, материнство и жизнь развитой, сложной девственности. Другие возле неё потерпели неудачу, потому что они отказались прийти к соглашению с сексом, она же жила, всю свою жизнь посвятив своей страсти.
К.Г.Юнг говорил, что в сексуальной жизни мы имеем дело с нашей конкретной судьбой и дхармой, местом, где универсальная мораль и наш индивидуальный кодекс встречаются вместе. Эстер Прин – величайшая грешница, публично осужденная обществом, но она принимает свою судьбу, признавая свою страсть, и, таким образом, находит свою жизнь. Исцеление души начинается, когда мужчина и женщина живут их земной реальностью, а не исходя из своих идей и идеалов.
Кто-то может поддаться соблазну откреститься, когда страсть входит в его жизнь (или попытаться отсеять её), но это трагический выбор. Я работал с мужчинами и женщинами, которые, подобно Роджеру Чиллингуорсу, действительно были охлаждены прелюбодеянием и предательством своего супруга, и отреагировали на это уходом из общества. Я работал с мужчинами и женщинами, кто уступил прелюбодейной страсти и отрицал это без усилий посредством манипуляторных, упрощенных или ложных покаяний. Предатель говорит: «Я извиняюсь. Это была ошибка. Это ничего не значит». Но предатель ощущает, будто бы вся жизнь разорвана, и предательство, каким бы ни были его условия, значит всё.
Я часто ощущал, что предавшая сторона имеет самую очевидную возможность идти глубже в жизнь, несмотря на то, что страдание может быть интенсивным. Предатель может быть слишком защищен от утраты контроля, влияния страсти и теневого чувства того, что что-то сделано не так, чтобы позволить себе глубокое размышление и подлинное раскаяние. Эстер Прин исключительна. Она предает мужа, а затем идет дальше, чтобы найти своё место в обществе и в любви посредством эмблемы своей страсти и её несовершенства, её красочной алой буквы.
Эстер Прин находит свою свободу после семи лет страданий – это число мы могли бы принять как символ какого-либо существенного периода времени, который требуется человеку, чтобы найти новую жизнь. Она остается запутанной, впервые приезжая в Старый Мир со своей дочерью и затем возвращаясь в Салем доживать предназначенную ей жизнь. Ранее она стремительно удаляет свою алую букву и чувствует почти забытую свободу, но затем помещает букву назад, так как знает, что это её судьба.
Как часть нашего стремления к свободной от порока эмоциональной жизни, мы можем искать полного оправдания после сексуального предательства, но Готорн сохраняет жизненную сложность, заявляя, что нет способа полностью избавиться от алой буквы, которая является знаком не только буквального прегрешения, но также и вечного, формирующего душу, загрязнения сексуальности. Предавшись страсти, мы будем жить, не упуская ее из виду. К подлинной человечности нас приводит не простое памятование, а признание своего поражения всем сердцем. Это своего рода покорность авторитету страсти, которая приводит нас в глубину жизни, где мы можем, как Эстер Прин, заниматься обслуживанием человеческого гуманизма или достижения нравственной позиции, которая расширяет, а не ограничивает жизнь.
Иллюзию морального совершенства можно приобрести по дешевой цене, но глубокая нравственность пребывает внутри реальности страсти и может врасти только после крещения в беспокойных сексуальных эмоциях. Так, мораль и жизненность идут вместе, подпирая и воспитывая друг друга. Парадоксально, но новелла Готорна решает проблему целомудрия и страсти посредством привнесения этих двух вещей вместе в жизнь. Сознание женщины оказывается слабым для противления страстной жизни и все же достаточно сильным, чтобы жить своей страстью открыто и добродетельно.
Широкое лицемерие современного общества перед лицом сексуальной страсти намекает на то, что мы не извлекли урока этой знаменательной истории из нашей Американской литературной традиции. Может быть, мы оценили историю только с точки зрения технического великолепия, но не узрели экзистенциального учения. Может быть, мы еще не поняли, в нашей интеллектуальной обороне, что Эстер Прин представляет собой фигуру души, отношения и достижения характера, к которому мы можем стремиться.
Сексуальная трансгрессия повсюду вокруг нас, но совесть с таким большим сердцем, как у Эстер Прин, сложно найти. Если мы просто пренебрегаем чистотой, сознательностью и ограничениями, которые были преувеличены Пуританами её времени, то мы не свободны соединить страсть и целомудрие так, как сделала она. Мы можем отыскать облегчение в избегании борьбы, но мы тогда не сможем открыть свободу и жизненность, которую Эстер Прин выиграла своей храбростью, честностью и лояльностью.
Добродетель рождения эроса не является достижением интеллекта или воли, не представляет собой производную от подавления страсти. Она возникает из утверждения жизни, и ограничений сексуального поведения, укорененных в страсти, а не направленных против него. Эстер вышивает свою алую букву, культивируя последствия своей капитуляции перед страстью и любовью. Она не отрекается от того, что всё это означает, и, на самом деле, даже её дочь не признает её, когда буква удаляется. Готорн признает, что мы становимся человеком через наши проступки, привнося их близ дома, позволяя им тронуть контуры нашего характера в последовательных, болезненных реализациях.
Терапия предательства любовника не заключается в удалении чувства вины и острой боли сознания, но в углублении раскаяния. Никто не хочет предавать или быть преданным, но, тем не менее, предательство является частью жизни и может предложить свои дары, если отбросить потакание и отрицание. Это может помочь в напоминании, при болезненных моментах предательства, что секс приводит нас в глубину одного из своих ужасающих и запятнанных мифов. Сексуальное предательство – это не просто личная вина, это архетипический сюжет, который из глубокого, сырого и холодного места, формирует нижнюю часть души. Это, также, есть возможность нахождения нашей человечности, становления чувственным членом общества и творческой жизни – такой жизни, которую прожила грешница Эстер Прин.
Мэрилин Монро
В последнее время другая женщина появилась на сцене Американской истории и искусства, несущей алую монограмму – ММ для Мэрилин Монро. Существует большая разница во мнениях о её мотивах, талантах и даже её красоте, но я убежден, что Мэрилин Монро была настоящим произведением – истинным аватаром Афродиты современной культуры.
В древние времена люди говорили об апофеозе, превращении человеческого существа в Бога, героя или небесное созвездие. Сегодня обычные смертные, благодаря некоторой иронии судьбы, становятся звездами. Мы все еще используем небесную образность для описания этой трансформации, и мы все еще подразумеваем апофеоз. Человек может стать мифом, величайшей фигурой общественного воображения, состоящей из некоторой фактической биографии и большой доли фантазии. Политическая арена, фильмы или телевизионный экран образуют, благодаря достаточному количеству трансляций, фикцию, где личность может стать звездой и мифом, даже продолжая вести обычную жизнь за кадром.
Можно утверждать, что никто в последнее временя не претерпевал апофеоза такого грандиозного масштаба, как Мэрилин Монро. В тот день, когда она сидела и рисовала двойное M, практикуя начертание своего нового имени, Норма Джин Бейкер начала процесс становления не только звезды, но мифа за пределами контроля, богини сексуальности. Существовали и другие образцы сексуального совершенства, но Норма Джин Бейкер стала столь мощной фигурой воображения, столь противоречивой, столь стойкой, что предложила образ сексуальности, который имеет много характерных черт древнего мифа и ритуала.
Как и в случае любого настоящего мифа, история жизнь Мэрилин Монро состоит из экстраординарных фрагментов, образов, которые нашли свой путь глубоко в коллективном психе: обнажение для календаря, банальное для современных стандартов; её песня на вечеринке дня рождения Джона Кеннеди; её таинственность и шокирующая смерть.
Она была удивительным образом осведомлена о своем призвании быть центральной фигурой в мирской сексуальной мифологии и демонстрировала редкую изысканность, разыгрывая свою роль. К счастью, у нас есть её собственные слова, описывающие напряженность и блаженство её места в обществе. Собранные в языческом евангелии, незнакомом Иудео-Христианской культуре, её размышления создают своего рода священный текст религии Афродиты – так была она близка к тому духу, что вдохновлял её. Я предполагаю, что её сила исходила из её уязвимости, не только по отношениюк миру вокруг неё, но особенно по отношению к вдохновению, что она чувствовала внутри себя.
Мир всегда имеет свою коллекцию секс-звёзд, и в наше времена их сексуальность обычно более наглядна и абсолютна, чем в дни Мэрилин Монро. Тем не менее, даже в её собственное время, находясь в окружении женщин прославленной красоты и сексуальности, она стала богиней, мифом. В художественной литературе, журналистских расследованиях и биографии, авторы никогда не останавливаются в попытке понять её тайну. Я подозреваю, что это связано с её лояльностью к духу, что с начала жизни нашел в ней своё пристанище.
Она говорила, что помнит, как юная женщина мечтала о своем будущем: «Я представляла себя идущей в красивой одежде, все восхищались и слышались слова похвалы». Многие молодые люди могли бы говорить подобное, но все же в контексте её размышлений о её жизни, эти слова показывают интенсивность её преданности вещам Афродиты – красоте, одежде и восторгу. Она живо слышит похвалу из будущего, и конкретно видит себя преисполненной восхищением её культивированной красотой.
Позднее, после того, как она стала звездой, она сказала: «Я знала, что принадлежу общественности и миру, не потому даже, что я была талантлива в красоте, но потому что я никогда не принадлежала чему-либо или кому-либо еще».Древняя тема обреченного ребенка прослеживается в этих словах девочки, росшей в детском доме – почти обязательная предпосылка для личности, становящейся мифом. Но недостаточно будет услышать их как буквальное описание её обстоятельств. Если Мэрилин действительно стала мифом, мы можем ожидать нахождения древних паттернов мифической реальности в её жизни и словах.
Экстраординарная фотография, показывает её сзади на сцене в Корее, её руки подняты вверх к небу, океан солдат простирается перед ней, и белый крест на заднем фоне, прямо над её руками [7]. Этот человек, который для публики, есть жрица Венеры. Она сыграла свою роль в мире, что была вызовов тому, что представлено крестом, но эта фотография показывает, что эти двое были подобный соединяющимся звездам, двум мирам, которые более близки друг к другу, чем готовы признать поклонники.
В другой раз она описывала чувствительность, которая у неё была в её публичной роли дочери Венеры: «Единственные люди, которые меня волнуют – это люди на Таймс Сквер, через дорогу от театра, которые не могут быть рядом, когда я вхожу. Если у меня яркий макияж, они никогда не увидят меня. Этот макияж – для всех, так что когда я машу им, это сближает нас через площадь». Какой замечательный способ мышления, целиком в контексте Афродиты. Несомненно, она была личностью, обладающей «гением секса», подобно тому, как в некоторых людях есть гений математики, и она использовала свою особую форму интеллекта для совершенного призвания мифа.
Труман Капоте добился её роли именно так: «Я не думаю, что она была актрисой вообще, не в каком-то традиционном смысле. Она была…присутствием, свечением, этим мерцающим интеллектом… никогда не всплывающим на поверхности сцены. Это было настолько хрупким и тонким, что могло быть поймано только с помощью камеры» [8]. Лоуренс Оливье говорил, что «она была счастлива, как ребенок, когда фотографировалась». Она жила для образа, который воплощала – духа, который можно было увидеть, возможно, только в объективе камеры. Можно было бы ожидать, что она будет иметь проблемы с действительной жизнью и никогда не найдет человека, который был бы полностью удовлетворенным и довольным приятелем.
Один наиболее стойких и классических образов Мэрилин Монро – это когда она снята на городских воротах Нью-Йорк, её юбка поднялась над коленями в древней позе anasyrma. Тот факт, что типичный образ Афродиты усиливает связь между Богиней и кинозвездой, и факт, что эта фотография, тот древний жест, что мы видим сегодня в музеях в форме крохотных амулетов, стал настолько отождествляться с ней и воспроизводился бесчисленное число раз – всё из этого классического, мифического материалы демонстрирует, что Норма Джин была одержимой женщиной, которая ответила на необычный призыв служения глубинному воображению мира.
Многие писатели пытались решить головоломку Мэрилин Монро без учета её подлинного мистического присутствия в нуждающемся в ней обществе. Наш отказ от языческой чувственности приводит нас к помещению секса в категорию, далекую от истинного благочестия и серьёзности. В этом пустотелом мире, Мэрилин Монро продолжает быть напоминанием о жизнеспособности и привлекательности подавляемого мифа. Она не просто сексуальная личность, как многие наши современные секс-звёзды. Через её гений, оставаясь верным её вдохновению, мы можем найти в её чувствительности и творческую иллюзию, которую мы жаждем, но в то же время отвергаем.
От неё мы можем усвоить многие уроки секса – уроки, которые в большинстве случаев, вероятно, противоречат общепризнанным ценностям в обществе. Мэрилин, например, даже её самыми утонченными биографами, обвинялась в самовлюбленности, но все же её слова предполагали нечто совершенно другое. Её интерес к своему образу является частью её мифа. Возможно, нам следовало бы больше взять храбрости её фокусирования на себе и её образе, нежели чем жаловаться на её нарциссизм. Я считаю, что этот нарциссизм является обусловленным, так или иначе, нашим пренебрежением самим собой, и поэтому в данной реакции мы настойчиво утверждаем себя или безрезультатно проявляем себя. Биографы кажутся озадаченными удобством Мэрилин по поводу её тела и наготы, но её сексуальная простота просто демонстрирует глубину её идентификации с этим мифом, что все еще бросает нам вызов.
Мы могли бы узнать от Мэрилин как найти и отдать почесть тому духу в нас, что является фундаментом сексуального. Балерина Марго Фонтейн говорила о Мэрилин, что движения её тела производят «изящный волновой эффект, подобный движению почти спокойного моря. Мне ясно казалось, что это нечто таким, то не было для неё сознательным; это было таким же естественным как дыхание, и ни в коей мере не действует как ‘извивание’, как предполагают некоторые авторы» [9]. Я не знаю было ли Марго Фонтейн известно, когда она писала это, что в древние времена Афродита идентифицировалась с морем, но я знаю, что многие люди, предавшие себя духу Афродиты, часто воплощают его бессознательно.
Для большинства из нас Афродита является прибежищем значения и жизненности среди всего прочего, но мы можем научиться у Мэрилин как привнести этот дух вперед в нашей жизни и этим неожиданным путем обнаружить душу. Она представляет собой мифическую фигуру, которая даже сейчас соблазняет нас на чтение её слов, просмотр её фильмов, наслаждение её имитаторами и наблюдение мельком её духа в нашей повседневной жизни. Она манит нас в реальность, где она совершенствуется и которой мы пренебрегаем. Подобно Мэрилин, мы можем стать понимающими в вопросах секса, и не извне сексуальной сферы, а изнутри её. Мы можем осознать, то существуют пути сексуально выдающегося, сексуально талантливого и сексуально душевного бытия. Мы можем обучаться в сексе, не только в его физиологии и психологии, но и в его собственном особом характере.
Пер. Сергей Коваленко
http://www.castalia.ru/perewody/posledovateli-yunga-perevody/1981-tomas-mur-dusha-seksa-glava4-arhetipicheskie-patternyi-v-sekse.html
«Душа секса»
Архетипические Паттерны в Сексе.
Мифы, святые и знаменитости.
Geisha : Bojan Jevtic
Другой богатой мифической сексуальностью является женщина, пойманная в прелюбодеянии. Мы находим её в Евангелии, в «Алой букве» Натаниэля Готорна и в ежедневной газете. Эстер Прин носит свою букву «А» для идентификации её как поддавшейся желанию и нарушившей правила приличия. В истории Готорна она противопоставляется ранним американским пуританам, которые кажутся необъяснимо жестокими, выказывая очень мало сочувствия или принятия человеческого несовершенства. Мы можем понять Эстер Прин, и её судьи актуальны не только на фоне первых дней Америки, но также как архетипические тенденции в каждом из нас.
Совсем не просто жить с нашими собственными сексуальными идеалами или идеалами нашего сообщества, и мы можем найти эту напряженность между слабым нарушителем и требовательным критиком современной социальной жизни и наших личных жизней. Странно, что мы лично знаем, как трудно иметь дело с сексуальным желанием, и все равно мы налагаем крайние требования на других. Должно быть, имеет место глубокое беспокойство под нашей ментальностью осуждения, которая, возможно, вытесняет на жизнь других наши собственные желания контроля.
Внутри нас также имеет место тенденция к мазохизму, что меряется степенью удовлетворенности пребывания в осуждении и ограничении, и, таким образом, мы создаем институты, которые придают внешнюю форму этому паттерну. Мало того, что люди наслаждаются сидением в церквях, говоря о деяниях и регулярных наказаниях за жизненное несовершенство, так даже наши книги самопомощи рассказывают нам как жить с совершенным эмоциональным и физическим здоровьем. Иногда все это преисполнено сокрытым авторитаризмом, что не так уж и далеко от наших предков-пуритан. То, что мы считаем экспертизой, когда-то называлось властью. Там же, где проповедники когда-то использовали красочный язык адского огня и серы, наши нынешние эксперты теперь авторитарно говорят об эмоциональном и физическом здоровье.
Анализ Готорном сексуального желания есть соответствующий комплекс. «Алая буква» начинается с того, что Эстер Прин выходит из тюрьмы с обвинительным письмом на груди и отказывается глубоко входить в роль кающейся. Буква была вышита так искусно, что выделялась своими размерами и красотой. Она позволяет миру видеть её, хотя и не выставляет напоказ. Затем она живет жизнью служения своей общине. Её любовник, Артур Димсдейл, напротив, скрывает свой грех. Он имеет обыкновение класть свою руку на сердце, там, где можно было бы приколоть его алую букву - он как будто чувствует жжение в своем сердце и прикрывает его. В отличие от Эстер Прин, он живет так, как будто бы ничего не случилось. Его буква незрима, она только внутри, и это разъедает его. В конце Эстер процветает, а Димсдейл сознаётся очень поздно для того, чтобы возыметь возможную радость. Обиженный муж Эстер – Роджер Чиллингуорс, склоняется к мести, играя роль дьявола, и все же Готорн призывает читателя найти сочувствие даже для него.
Красоты истории Эстер Прин является изображением нескольких путей сексуального формирования жизни людей. Мы все могли бы иметь Эстер Прин, Артура Димсдейла и Роджера Чиллингуорса в составе нашего эротического – того, кто падает в очарование секса и избирает последствия, того, кто пытается сохранить обычную поверхность жизни, скрывая под ней глубоко встревоженное сердце, и того, кто воплощает роль раненого и обманутого мстителя. Секс есть способ создания драмы интенсивных эмоций вокруг этих персонажей, и у большинства людей есть этот вкус в некоторые времена их жизни.
Произведение Готорна напоминает нам, что мы можем извлечь пользу из утраты добродетели, к которой секс принуждает нас. Его слова точны и аккуратны. Он пишет о Эстер Прин: «Алая буква была её паспортом в регионах, где другие женщины не осмеливались на такое. Стыд, Отчаяние, Одиночество! Это были её учителя». В этой истории женщина является прелюбодейкой, женщиной, истинно посрамленной своими страстями, но которая нашла путь посредством их войти в своё сообщество, материнство и жизнь развитой, сложной девственности. Другие возле неё потерпели неудачу, потому что они отказались прийти к соглашению с сексом, она же жила, всю свою жизнь посвятив своей страсти.
К.Г.Юнг говорил, что в сексуальной жизни мы имеем дело с нашей конкретной судьбой и дхармой, местом, где универсальная мораль и наш индивидуальный кодекс встречаются вместе. Эстер Прин – величайшая грешница, публично осужденная обществом, но она принимает свою судьбу, признавая свою страсть, и, таким образом, находит свою жизнь. Исцеление души начинается, когда мужчина и женщина живут их земной реальностью, а не исходя из своих идей и идеалов.
Кто-то может поддаться соблазну откреститься, когда страсть входит в его жизнь (или попытаться отсеять её), но это трагический выбор. Я работал с мужчинами и женщинами, которые, подобно Роджеру Чиллингуорсу, действительно были охлаждены прелюбодеянием и предательством своего супруга, и отреагировали на это уходом из общества. Я работал с мужчинами и женщинами, кто уступил прелюбодейной страсти и отрицал это без усилий посредством манипуляторных, упрощенных или ложных покаяний. Предатель говорит: «Я извиняюсь. Это была ошибка. Это ничего не значит». Но предатель ощущает, будто бы вся жизнь разорвана, и предательство, каким бы ни были его условия, значит всё.
Я часто ощущал, что предавшая сторона имеет самую очевидную возможность идти глубже в жизнь, несмотря на то, что страдание может быть интенсивным. Предатель может быть слишком защищен от утраты контроля, влияния страсти и теневого чувства того, что что-то сделано не так, чтобы позволить себе глубокое размышление и подлинное раскаяние. Эстер Прин исключительна. Она предает мужа, а затем идет дальше, чтобы найти своё место в обществе и в любви посредством эмблемы своей страсти и её несовершенства, её красочной алой буквы.
Эстер Прин находит свою свободу после семи лет страданий – это число мы могли бы принять как символ какого-либо существенного периода времени, который требуется человеку, чтобы найти новую жизнь. Она остается запутанной, впервые приезжая в Старый Мир со своей дочерью и затем возвращаясь в Салем доживать предназначенную ей жизнь. Ранее она стремительно удаляет свою алую букву и чувствует почти забытую свободу, но затем помещает букву назад, так как знает, что это её судьба.
Как часть нашего стремления к свободной от порока эмоциональной жизни, мы можем искать полного оправдания после сексуального предательства, но Готорн сохраняет жизненную сложность, заявляя, что нет способа полностью избавиться от алой буквы, которая является знаком не только буквального прегрешения, но также и вечного, формирующего душу, загрязнения сексуальности. Предавшись страсти, мы будем жить, не упуская ее из виду. К подлинной человечности нас приводит не простое памятование, а признание своего поражения всем сердцем. Это своего рода покорность авторитету страсти, которая приводит нас в глубину жизни, где мы можем, как Эстер Прин, заниматься обслуживанием человеческого гуманизма или достижения нравственной позиции, которая расширяет, а не ограничивает жизнь.
Иллюзию морального совершенства можно приобрести по дешевой цене, но глубокая нравственность пребывает внутри реальности страсти и может врасти только после крещения в беспокойных сексуальных эмоциях. Так, мораль и жизненность идут вместе, подпирая и воспитывая друг друга. Парадоксально, но новелла Готорна решает проблему целомудрия и страсти посредством привнесения этих двух вещей вместе в жизнь. Сознание женщины оказывается слабым для противления страстной жизни и все же достаточно сильным, чтобы жить своей страстью открыто и добродетельно.
Широкое лицемерие современного общества перед лицом сексуальной страсти намекает на то, что мы не извлекли урока этой знаменательной истории из нашей Американской литературной традиции. Может быть, мы оценили историю только с точки зрения технического великолепия, но не узрели экзистенциального учения. Может быть, мы еще не поняли, в нашей интеллектуальной обороне, что Эстер Прин представляет собой фигуру души, отношения и достижения характера, к которому мы можем стремиться.
Сексуальная трансгрессия повсюду вокруг нас, но совесть с таким большим сердцем, как у Эстер Прин, сложно найти. Если мы просто пренебрегаем чистотой, сознательностью и ограничениями, которые были преувеличены Пуританами её времени, то мы не свободны соединить страсть и целомудрие так, как сделала она. Мы можем отыскать облегчение в избегании борьбы, но мы тогда не сможем открыть свободу и жизненность, которую Эстер Прин выиграла своей храбростью, честностью и лояльностью.
Добродетель рождения эроса не является достижением интеллекта или воли, не представляет собой производную от подавления страсти. Она возникает из утверждения жизни, и ограничений сексуального поведения, укорененных в страсти, а не направленных против него. Эстер вышивает свою алую букву, культивируя последствия своей капитуляции перед страстью и любовью. Она не отрекается от того, что всё это означает, и, на самом деле, даже её дочь не признает её, когда буква удаляется. Готорн признает, что мы становимся человеком через наши проступки, привнося их близ дома, позволяя им тронуть контуры нашего характера в последовательных, болезненных реализациях.
Терапия предательства любовника не заключается в удалении чувства вины и острой боли сознания, но в углублении раскаяния. Никто не хочет предавать или быть преданным, но, тем не менее, предательство является частью жизни и может предложить свои дары, если отбросить потакание и отрицание. Это может помочь в напоминании, при болезненных моментах предательства, что секс приводит нас в глубину одного из своих ужасающих и запятнанных мифов. Сексуальное предательство – это не просто личная вина, это архетипический сюжет, который из глубокого, сырого и холодного места, формирует нижнюю часть души. Это, также, есть возможность нахождения нашей человечности, становления чувственным членом общества и творческой жизни – такой жизни, которую прожила грешница Эстер Прин.
Мэрилин Монро
В последнее время другая женщина появилась на сцене Американской истории и искусства, несущей алую монограмму – ММ для Мэрилин Монро. Существует большая разница во мнениях о её мотивах, талантах и даже её красоте, но я убежден, что Мэрилин Монро была настоящим произведением – истинным аватаром Афродиты современной культуры.
В древние времена люди говорили об апофеозе, превращении человеческого существа в Бога, героя или небесное созвездие. Сегодня обычные смертные, благодаря некоторой иронии судьбы, становятся звездами. Мы все еще используем небесную образность для описания этой трансформации, и мы все еще подразумеваем апофеоз. Человек может стать мифом, величайшей фигурой общественного воображения, состоящей из некоторой фактической биографии и большой доли фантазии. Политическая арена, фильмы или телевизионный экран образуют, благодаря достаточному количеству трансляций, фикцию, где личность может стать звездой и мифом, даже продолжая вести обычную жизнь за кадром.
Можно утверждать, что никто в последнее временя не претерпевал апофеоза такого грандиозного масштаба, как Мэрилин Монро. В тот день, когда она сидела и рисовала двойное M, практикуя начертание своего нового имени, Норма Джин Бейкер начала процесс становления не только звезды, но мифа за пределами контроля, богини сексуальности. Существовали и другие образцы сексуального совершенства, но Норма Джин Бейкер стала столь мощной фигурой воображения, столь противоречивой, столь стойкой, что предложила образ сексуальности, который имеет много характерных черт древнего мифа и ритуала.
Как и в случае любого настоящего мифа, история жизнь Мэрилин Монро состоит из экстраординарных фрагментов, образов, которые нашли свой путь глубоко в коллективном психе: обнажение для календаря, банальное для современных стандартов; её песня на вечеринке дня рождения Джона Кеннеди; её таинственность и шокирующая смерть.
Она была удивительным образом осведомлена о своем призвании быть центральной фигурой в мирской сексуальной мифологии и демонстрировала редкую изысканность, разыгрывая свою роль. К счастью, у нас есть её собственные слова, описывающие напряженность и блаженство её места в обществе. Собранные в языческом евангелии, незнакомом Иудео-Христианской культуре, её размышления создают своего рода священный текст религии Афродиты – так была она близка к тому духу, что вдохновлял её. Я предполагаю, что её сила исходила из её уязвимости, не только по отношениюк миру вокруг неё, но особенно по отношению к вдохновению, что она чувствовала внутри себя.
Мир всегда имеет свою коллекцию секс-звёзд, и в наше времена их сексуальность обычно более наглядна и абсолютна, чем в дни Мэрилин Монро. Тем не менее, даже в её собственное время, находясь в окружении женщин прославленной красоты и сексуальности, она стала богиней, мифом. В художественной литературе, журналистских расследованиях и биографии, авторы никогда не останавливаются в попытке понять её тайну. Я подозреваю, что это связано с её лояльностью к духу, что с начала жизни нашел в ней своё пристанище.
Она говорила, что помнит, как юная женщина мечтала о своем будущем: «Я представляла себя идущей в красивой одежде, все восхищались и слышались слова похвалы». Многие молодые люди могли бы говорить подобное, но все же в контексте её размышлений о её жизни, эти слова показывают интенсивность её преданности вещам Афродиты – красоте, одежде и восторгу. Она живо слышит похвалу из будущего, и конкретно видит себя преисполненной восхищением её культивированной красотой.
Позднее, после того, как она стала звездой, она сказала: «Я знала, что принадлежу общественности и миру, не потому даже, что я была талантлива в красоте, но потому что я никогда не принадлежала чему-либо или кому-либо еще».Древняя тема обреченного ребенка прослеживается в этих словах девочки, росшей в детском доме – почти обязательная предпосылка для личности, становящейся мифом. Но недостаточно будет услышать их как буквальное описание её обстоятельств. Если Мэрилин действительно стала мифом, мы можем ожидать нахождения древних паттернов мифической реальности в её жизни и словах.
Экстраординарная фотография, показывает её сзади на сцене в Корее, её руки подняты вверх к небу, океан солдат простирается перед ней, и белый крест на заднем фоне, прямо над её руками [7]. Этот человек, который для публики, есть жрица Венеры. Она сыграла свою роль в мире, что была вызовов тому, что представлено крестом, но эта фотография показывает, что эти двое были подобный соединяющимся звездам, двум мирам, которые более близки друг к другу, чем готовы признать поклонники.
В другой раз она описывала чувствительность, которая у неё была в её публичной роли дочери Венеры: «Единственные люди, которые меня волнуют – это люди на Таймс Сквер, через дорогу от театра, которые не могут быть рядом, когда я вхожу. Если у меня яркий макияж, они никогда не увидят меня. Этот макияж – для всех, так что когда я машу им, это сближает нас через площадь». Какой замечательный способ мышления, целиком в контексте Афродиты. Несомненно, она была личностью, обладающей «гением секса», подобно тому, как в некоторых людях есть гений математики, и она использовала свою особую форму интеллекта для совершенного призвания мифа.
Труман Капоте добился её роли именно так: «Я не думаю, что она была актрисой вообще, не в каком-то традиционном смысле. Она была…присутствием, свечением, этим мерцающим интеллектом… никогда не всплывающим на поверхности сцены. Это было настолько хрупким и тонким, что могло быть поймано только с помощью камеры» [8]. Лоуренс Оливье говорил, что «она была счастлива, как ребенок, когда фотографировалась». Она жила для образа, который воплощала – духа, который можно было увидеть, возможно, только в объективе камеры. Можно было бы ожидать, что она будет иметь проблемы с действительной жизнью и никогда не найдет человека, который был бы полностью удовлетворенным и довольным приятелем.
Один наиболее стойких и классических образов Мэрилин Монро – это когда она снята на городских воротах Нью-Йорк, её юбка поднялась над коленями в древней позе anasyrma. Тот факт, что типичный образ Афродиты усиливает связь между Богиней и кинозвездой, и факт, что эта фотография, тот древний жест, что мы видим сегодня в музеях в форме крохотных амулетов, стал настолько отождествляться с ней и воспроизводился бесчисленное число раз – всё из этого классического, мифического материалы демонстрирует, что Норма Джин была одержимой женщиной, которая ответила на необычный призыв служения глубинному воображению мира.
Многие писатели пытались решить головоломку Мэрилин Монро без учета её подлинного мистического присутствия в нуждающемся в ней обществе. Наш отказ от языческой чувственности приводит нас к помещению секса в категорию, далекую от истинного благочестия и серьёзности. В этом пустотелом мире, Мэрилин Монро продолжает быть напоминанием о жизнеспособности и привлекательности подавляемого мифа. Она не просто сексуальная личность, как многие наши современные секс-звёзды. Через её гений, оставаясь верным её вдохновению, мы можем найти в её чувствительности и творческую иллюзию, которую мы жаждем, но в то же время отвергаем.
От неё мы можем усвоить многие уроки секса – уроки, которые в большинстве случаев, вероятно, противоречат общепризнанным ценностям в обществе. Мэрилин, например, даже её самыми утонченными биографами, обвинялась в самовлюбленности, но все же её слова предполагали нечто совершенно другое. Её интерес к своему образу является частью её мифа. Возможно, нам следовало бы больше взять храбрости её фокусирования на себе и её образе, нежели чем жаловаться на её нарциссизм. Я считаю, что этот нарциссизм является обусловленным, так или иначе, нашим пренебрежением самим собой, и поэтому в данной реакции мы настойчиво утверждаем себя или безрезультатно проявляем себя. Биографы кажутся озадаченными удобством Мэрилин по поводу её тела и наготы, но её сексуальная простота просто демонстрирует глубину её идентификации с этим мифом, что все еще бросает нам вызов.
Мы могли бы узнать от Мэрилин как найти и отдать почесть тому духу в нас, что является фундаментом сексуального. Балерина Марго Фонтейн говорила о Мэрилин, что движения её тела производят «изящный волновой эффект, подобный движению почти спокойного моря. Мне ясно казалось, что это нечто таким, то не было для неё сознательным; это было таким же естественным как дыхание, и ни в коей мере не действует как ‘извивание’, как предполагают некоторые авторы» [9]. Я не знаю было ли Марго Фонтейн известно, когда она писала это, что в древние времена Афродита идентифицировалась с морем, но я знаю, что многие люди, предавшие себя духу Афродиты, часто воплощают его бессознательно.
Для большинства из нас Афродита является прибежищем значения и жизненности среди всего прочего, но мы можем научиться у Мэрилин как привнести этот дух вперед в нашей жизни и этим неожиданным путем обнаружить душу. Она представляет собой мифическую фигуру, которая даже сейчас соблазняет нас на чтение её слов, просмотр её фильмов, наслаждение её имитаторами и наблюдение мельком её духа в нашей повседневной жизни. Она манит нас в реальность, где она совершенствуется и которой мы пренебрегаем. Подобно Мэрилин, мы можем стать понимающими в вопросах секса, и не извне сексуальной сферы, а изнутри её. Мы можем осознать, то существуют пути сексуально выдающегося, сексуально талантливого и сексуально душевного бытия. Мы можем обучаться в сексе, не только в его физиологии и психологии, но и в его собственном особом характере.
Пер. Сергей Коваленко
http://www.castalia.ru/perewody/posledovateli-yunga-perevody/1981-tomas-mur-dusha-seksa-glava4-arhetipicheskie-patternyi-v-sekse.html
