byddha_krishna1958: (Default)
[personal profile] byddha_krishna1958

Эмма и попугай
(продолжение)

Часть вторая

                                                          Разработка  

       

    Была пятница, любимый день Эммы. Солнце, найдя узкую щель между портьерами, разрезало комнату узким оранжевым лучом. Эмма лежала неподвижно, хотя проснулась довольно давно. Было непонятно, почему Геро не будит ее. Нарушать ритуал пробуждения и начала нового дня не хотелось. Теперь все семейные традиции сохранялись, как особая ценность. Это была память об отце, о навсегда утраченной счастливой жизни.

 

    После  смерти отца прошло три года. Невыносимое горе не ушло, не ослабило своей железной хватки. Острота боли не исчезла. Они горевали с птицей вместе. Геро садилась ей на плечо, выгнув голову, склонялась к Эмминому подбородку и слезы, непрерывно текущие по щекам, стекали  по ярко-зеленой птичьей головке. Так они проводили день за днем, пока Геро не решила, что пора искать выход из бесконечного лабиринта скорби. Однажды утром, прокричав свое приветствие, она вылетела из спальни и через минуту вернулась с небольшим листком нотной бумаги, который положила на кровать рядом с Эммой. Та удивилась такому неожиданному подношению. «Что это?» Птица клювом пододвинула листок поближе. «Геро, я не понимаю, что ты от меня хочешь? Это записи отца. Что я должна сделать?»

    Геро стянула одеяло, и Эмме пришлось встать и идти за птицей. Они пришли в кабинет Генриха. Женщина с ужасом смотрела на сотворенное любимой подругой кощунство: шкаф отца, неприкосновенный при его жизни, и уж тем более после его смерти, был открыт настежь. Эмме не пришло в голову даже поискать ключ от этого шкафа и полюбопытствовать, что же такое хранит в нем отец. Смерть ничего не изменила: это был кабинет Генриха, и он им оставался. Здесь вытиралась пыль, мылись полы и окна. Но каждый листок лежал там, где его положил хозяин кабинета.

 

    Эмма с раннего детства любила бывать здесь. Чуть сумрачная, скорее таинственная от вечного полумрака комната, с высокими темными шкафами, в которых хранились ноты сонат, симфоний, сюит, ораторий, баркарол и рондо. В них был собран мир звуков, мир небесной гармонии, которую дано слышать и записывать немногим людям. Композиторы почитались в этом доме  наравне с богами. Подросшая девочка, получила право быть собеседницей этих богов. Отец слушал ее игру, поправлял, но никогда не ругал. Хвалил, когда считал, что дочь добивалась заметного успеха. Рассказывал о возможном прочтении того или иного произведения. Предлагал Эмме  найти  свою трактовку. Потом садился к роялю сам и играл тоже произведение. Это и была лучшая школа.

     Очень скоро у Эммы образовалось  два музыкальных бога – Моцарт и Бах.

    - Ты выбрала две вершины, дочь. Каждый из них сумел сделать слышимой  недоступную смертным, небесную гармонию. Хотя трудно найти два других более разных подхода к этой гармонии.

     - Почему?

     - Понимаешь, Эмма, их различие, их принципиальное, глубинное различие, возможно, осознается немногими людьми. Бах – великий композитор, он умел разговаривать с Богом. Его музыка это всегда речь, обращенная к Богу.

    - А Моцарт не умел обращаться к Богу так, как Бах?

    - Вот здесь и начинается различие. Ему не нужно было такое умение. Бог сам разговаривал с Моцартом. Понимаешь? Не Моцарт с Богом, а Бог с Моцартом. Бах записывает свою речь, обращенную к Богу. А Моцарт записывает речь Бога, обращенную к человеку. Подумай об этом, дочь. Это очень важное для понимания музыки различие.

    - Так, что же, Бах хуже Моцарта?

    - Да, что ты, Эмма! Такого критерия просто быть не может, когда речь идет о великих композиторах. В такой музыке не может быть критерия – «лучше-хуже». Здесь работают другие законы: насколько полно, глубоко, выразительно и эмоционально точно передана небесная гармония, переносимая композитором на нотный лист. И что способна услышать ты сама, когда звучит их музыка. Каждому композитору нужен особый слушатель, обладающий особым слухом. Умение слушать и слышать музыку это особый дар.

   Прошло немало лет со дня этого разговора, прежде чем Эмма не просто поняла мысль отца, а услышала ее в музыке. Прибавилось «любимцев»: Гендель, Скарлатти, Малер, список увеличивался с каждым годом,   прибавляя эмоций, и переживаний, и способности понимать музыку и ее непростой язык.

   Она всегда помнила тот, особый концерт, на котором Генрих и его оркестр исполняли Первый концерт Малера. Она смотрела на отца и вдруг, в какой-то момент перестала его узнавать. Это был другой человек. И даже не человек. Неведомое существо высшего порядка. Музыканты извлекали звуки из своих инструментов. Эти звуки разливались вокруг, наполняли пространство, сливались и сталкивались…

    Но только руки Генриха, взлетающие, словно длинные узкие крылья,  превращали, преобразовывали эти звуки в музыку.  Руки отца собирали звуки, соединяли их воедино. Звуки становились  сложной, волшебной материей, тонкой, переливающейся  тончайшими оттенками самых ярких красок. Магия рук, превращающих звуки в музыку, с тех пор была высшим достижением для Эммы. Она услышала в этой музыке другой язык. В нем не было слов, букв, глаголов и существительных. Это был язык Творца, выше которого быть ничего не может. Как не может быть для человека, понявшего этот язык, большего счастья.

      После смерти отца, Эмма перестала слышать музыку. Не слушать, а слышать. Это были только звуки, музыка исчезла. Дом наполнила оглушительная тишина. Впервые Эмма так отчетливо поняла, что музыкой может быть звук голоса и шагов, шуршание нотных листов, звук открываемой крышки рояля, скрип старого кресла, с которого встает отец. Музыкой был он сам – высокий,  худой, гибкий, с густой шапкой красиво седеющих волос.  Каждое исполняемое произведение проживалось им не только умом, душой, но и всем его телом, драматически выразительно, пластически точно, ярко, певуче. Тело становилось чудесным инструментом,  которому подчинялся оркестр. Забыть это было невозможно, как невозможно вернуть.

   Теперь Эмма бродила по пустой, гулкой квартире, натыкаясь на мебель, которая вдруг стала мешать ей, хотя раньше она просто ее не замечала. Рояль, к которому она не прикасалась, покрылся пылью.  Подойдя к нему, она хотела стереть пыль. Но застыла в странном оцепенении. Внезапно ее пронзила странная мысль: она поняла, что отец поручил ей продолжить то важное дело, которому была посвящена вся его жизнь. «Но я не могу стать дирижером!» И в ту же секунду поняла, что ошиблась – это было что-то иное. Но рука уже писала, будто сама собой выводила на пыльной крышке рояля привычное слово: «ноты».

    «Господи, какие ноты? Почему я не могу понять, что мне делать с собой, но ведь что-то я должна сделать? Я же чувствую. Я не могу ошибиться! Вот только – что?»

 

    Эмма сидела в кабинете отца уже давно. Геро, раскрывшая шкаф, заставила ее вытащить ящики со странной нотной картотекой. На каждом листочке была написана музыкальная фраза. Иногда просто сочетание нот. Эмма мучительно пыталась разгадать смысл собирания таких фраз. Так прошел день. Но и следующий ничем не отличался от предыдущего, и все последующие не приносили разгадки. Тайна оставалась тайной.

    - Геро, что нам делать? Ты же понимаешь, что отец не мог заниматься бессмысленным  коллекционированием. У всего этого должен быть смысл. Но какой?

    - Генрих! Генрих - умница!

    Резко и внезапно Геро сменила интонацию и заговорила голосом отца: «Расскажи, что тебе приснилось». Эмма вздрогнула, так это было похоже,  так узнаваемо, так привычно звучала фраза.

    - Ты хочешь сказать, что сны, которые собирал отец, как-то связаны с этими листочками? Но как,  Геро? Как одно может иметь отношение к другому? Собирание снов было странным и непонятным для дирижера увлечением. Отец никогда не говорил, почему он увлекся этим. Но причем же здесь ноты?

     Геро печально смотрела на Эмму.  «Я сказала какую-то глупость? Я не понимаю то, что знаешь ты? Так подскажи! Что ты молчишь? То болтаешь, не закрывая клюв, то слова лишнего не вытянешь из тебя».

    "Дочь, есть задачи, которые человек должен решать сам".

   И вновь Геро говорила голосом Генриха  и после этой фразы вылетела их кабинета, сообщив, что будет смотреть в окно. Эмма хорошо помнила, по какому поводу отец произнес эту фразу. Теперь стало понятно, что помощи от Геро ждать не приходится, ей  и только ей самой необходимо проделать путь, который приведет в нужное место. И тут произошло нечто ошеломительное и непонятное – Эмму охватил гнев. Бешенный, неконтролируемый. Она поняла, что ее гнев направлен … на отца! Зародившись в голове, он стремительным вихрем охватил все тело, захлестнул острой ненавистью и обидой: «Ты оставил меня, не знающую как жить! Не умеющую жить без тебя! Я не понимаю, что ты хочешь от меня? Что я должна делать? Зачем мне эта бессмысленная жизнь?! Почему я должна мучится, не понимая, что делать с этими дурацкими нотами?!» Эмма выкрикивала гневные реплики, захлебываясь слезами, вздрагивая от рыданий всем изнуренным страданиями телом. Ее еще била нервная дрожь, когда она спохватившись  остановила истерику невероятным усилием воли. «Господи, что со мной? Кто мне сказал, что отец чего-то требует от меня? Да, я не умею жить так, как живут другие люди. Но я сама захотела такой жизни. Отец никогда не неволил меня. Я всегда была свободна. Пока был жив отец, я была счастлива. Я столкнулась с загадкой, трудной и, кажется, неразрешимой. Но я сама вышла на этот путь. Почему же я обвиняю отца?» Эмма привычно взяла себя в руки и постаралась успокоиться. «Как хорошо, что квартира такая большая - Геро далеко и не слышала моих безобразных криков. Я бы просто сгорела сейчас со стыда. Но, что же было со мной? Я боюсь перемен? Или неудачи? Боюсь, что это путь в никуда?»

 

   Путь оказался долгим, сложным и запутанным. Каждое утро Эмма варила себе крепчайший кофе, а для Геро насыпала самого любимого корма в красивую чашку и наливала свежей воды во вторую такую же; все это переносила в кабинет отца, туда же неизменно являлась Геро, и они вместе приступали к работе. Архив отца был огромен, и первой реакцией был ужас перед невыполнимостью непонятной задачи. Но Эмма не могла себе позволить отступление. Через какое-то время она сумела разобраться в системе, которую создал Генрих, объединяя отдельные листки. Временами, когда возникало очередное сомнение в правильности действий, поднимала глаза и смотрела на птицу, спокойно и, казалось, насмешливо наблюдавшую за своей любимицей. Когда Эмма приходила в отчаяние, Геро  неспешно приближалась к ней, осторожно поглаживала по щеке своим мощным клювом и произносила неизменное: «Бог в помощь!» И Эмме ничего не оставалось делать, как только продолжать начатое.

    Это утро ничем не отличалось от других.  Эмма пила кофе, Геро неспешно клевала зернышки и наблюдала.  Эмме  нужно было найти карандаш, а она точно знала,  что в ящике отцовского стола всегда лежало множество остро отточенных карандашей. Карандаши были на месте, но было еще что-то, что привлекло ее внимание – свернутый втрое лист голубоватой бумаги. Она достала его, развернула и с удивлением начала читать:

                                           « Первая часть -  Экспозиция

       Состоит из четырех разделов. Главная партия – самая важная. Это Главная тема, основная мысль и основа конфликта. Может состоять из двух, реже более тем. Основа развития сюжета.

     Побочная партия – но не второстепенная, «побочная», чтобы отличать от Главной. Во всем противостоит  Главной партии.  Столкновение этих партий и есть конфликт, сдвиг, прорыв, перелом.  Возникает внезапное нарушение характера, появляются контрастные элементы.

    Связующая партия – переход от Главной темы, но добавляет новый мотив.

    Кода – обобщение всего материала Экспозиции. Новая тональность.

 

                                     Вторая часть – Разработка

 

      Центральный и важнейший раздел. Темы развиваются в условиях неустойчивости. В точке «золотого сечения» наступает кульминация, развивающая  все темы заявленные в Экспозиции. Обязательное условие – Разработка должна создать новую ситуацию, противоположную Экспозиции.  Происходят изменения, вплоть до переосмысления участниками  конфликта его смысла. Решению задачи способствуют полифонические приемы. Увеличение темы, т.е. изложение в более крупных ритмических единицах (звучит медленнее), или более мелких – звучит быстрее. Инверсии – верхние ноты становятся нижними, а нижние верхними. Стретты – здесь происходит наложение разных голосов. И нельзя забывать о Контрапункте – из разных тем вычленяются мотивы и соединяются.

 

                                           Третья часть – Реприза

      Повторение Экспозиции, но на ином уровне. Побочная партия переносится в Главную, но при этом обязательно меняет характер. Конфликт разрешен, исчерпан. То, что было в состоянии борьбы, противостояния оказалось примиренным, соединенным».

 

    - Геро, это же сонатная форма! Зачем отцу была нужна такая шпаргалка?! Ему ли не знать главной музыкальной формы! Соната это соната, да, она так устроена. Любой профессиональный музыкант это знает.

    - Тебе! Шпаргалка – тебе! Шпаргалка – Эмме!

    - Но зачем? Я не сочиняю симфоний, Я ничего не сочиняю и не дирижирую оркестром.

    - Эмме нужна шпаргалка!

    Геро облетела стол и села на худое Эммино плечо. Затем слетела на стол и схватив клювом листик с нотами положила его перед подругой. Затем подхватила другой, потом еще и еще один. И все это в определенном порядке раскладывала на столе.

    - Геро! Умница! Я поняла! Отец записывал крошечные фрагменты симфонии. Но какой? Он сам ее писал? Или это известное произведение? Но тогда зачем такая головоломка?  Хотя, если  сочинял сам, то тоже непонятно, зачем делать из нее загадку. Случайно перепутать он не мог. Так музыку никто не записывает – отдельный листок с обрывочной фразой. Что же это такое?

     Эмме показалось, что в ее голове взорвался фейерверк и рассыпался тысячью разноцветных огней, медленно гаснувших и погружающих во тьму ее измученный мозг. Но характер не позволял проявить бурные эмоции даже перед птицей. Впрочем, «даже» было как раз лишним – Геро была единственным существом, перед которым Эмма могла выражать или скрывать свои переживания.

    «Я на пороге какого-то важного открытия. Но какого? Что изменилось от того, что обрывки музыкальных фраз могут составить цельное музыкальное произведение? Это даже не разрозненные нотные листы разобрать. Да, там были неизвестные сочинения. Но там можно было проследить музыкальную логику, развитие темы. А здесь что можно проследить?»

   Эмма задала себе еще множество вопросов, но не знала ответа ни на один из них. Гулкая тишина огромной пустой квартиры нарушалась только звуком капель, падающих из плохо закрытого кухонного крана. 

    «Кап» - тишина. «Кап» - тишина. «Кап» - тишина. 

    «Старый пруд. Прыгнула в воду лягушка. Всплеск в тишине». 

    «Странно, почему я вспомнила стихотворение Басе? Что общего у… Вечность! Вот что общего!  Звук, который мог существовать миллионы лет назад. Звук, живущий независимо от человека.  Звук… Звук вечности.  Его мог услышать только Бог. Еще не знаю почему, но мне кажется, что я приближаюсь к пониманию чего-то очень сложного, грандиозного. Я приближаюсь к разгадке?»

 

   - Листочек к листочку. Страничка к страничке. Прочитаешь – поймешь.

   Старичок с лицом младенца перебирал пожелтевшие от времени ноты. В его крохотном магазинчике теперь пахло вишневым вареньем и лимоном. Он смотрел на Эмму и его глаза в окружении глубоких морщинок – лучей сияли и были полны веселья.

    - Поищи. Он не успел передать. Слишком стремительно ушел. Его ждал другой оркестр, в другом месте. Ты поищи. А я пришлю тебе вишневого варенья.

 

    Эмма не сразу поняла, что это был сон. Реальность, материальность сновидения не оставляли сомнений в подлинности происходящего. Эмма заснула в кабинете Генриха, положив голову на столешницу, заваленную нотами.

    Встав из-за стола, она решительно направилась, без малейшего сомнения, к  дальнему шкафу. Она увидела ее сразу – толстая, сапфирово-синяя сафьяновая  папка была знакома ей с детства. Она знала, что там хранятся записи отца, связанные с музыкой. Но первыми ей попались страницы, где отец описывал ее детство. Записи были не регулярными, от случая к случаю. «Потом. Это прочту потом. Сейчас важно другое. А вот и оно!» Несколько листов  были скреплены, и на верху первого  было написано твердой рукой отца – "Эмме".

 

  
Продолжение следует
сборник "Мастерская сновидений"
Василий Тверской, Нелли Тверская
издательство "Полет Джонатана", Москва, 2011

 


Date: 2011-06-11 08:22 pm (UTC)
From: [identity profile] bydda-krishna.livejournal.com
«Почти три века назад, твой прадед был принят в тайное общество. Нет, они не были заговорщиками, не собирались никого освобождать или свергать. Это были люди, для которых музыка несла сакральный, великий тайный смысл. Они были убеждены, что Творец создавал мир по тем же законам, что композитор, сочиняющий симфонию. Звук – это вибрация. А древние философы учили: вибрация – основа тварного мира. Сегодня любой физик подтвердит тебе правдивость этих утверждений. Один предмет от другого отличается только частотой колебаний. Тем же отличается живое от неживого. А музыка - вибрации в чистом виде. И тогда, в давние времена, это общество умных и талантливых людей, чей пытливый ум, ни много ни мало, требовал разгадки тайны бытия, решило попытаться получить ответ на самый важный вопрос – как создан наш мир, кто мы и зачем мы здесь? Есть ли смысл в нашем пребывании? Поиски ответа затянулись и продолжались из века в век.

Каждый из членов в определенный срок, передавал накопленный им материал, достойному, на его взгляд, наследнику. Как ты понимаешь, здесь нельзя было избежать ошибок и очень часто все результаты таких поисков, размышлений, трудов, через некоторое время оказывались в мусорной корзине, на пыльном чердаке или в камине. Но, так или иначе, Общество живо до сих пор. Способствовало этому несколько самых разных факторов. Иногда такие факторы были просто анекдотическими. Приведу два примера.

Date: 2011-06-11 08:24 pm (UTC)
From: [identity profile] bydda-krishna.livejournal.com
Жил на свете в середине восемнадцатого века англичанин Хейс. Не помню его имени. Веселый был мужчина. И очень любил музыку. Его приняли в Общество. И тогда этот достойный человек, решил, что он знает, как именно действовал Творец. «Это был метод случайностей, объединенных одной задачей!» - воскликнул он. И стал учить всех желающих писать музыку, чтобы они тоже хоть капельку могли почувствовать себя богом. «Берете щетку, обмакиваете ее в чернила и проводите по ней пальцем над листом нотной бумаги. Кляксы обозначают положение нот на нотной линейке. Величина кляксы – длительность. Тактовые черты и т.д. – определить можно с помощью карт, вытягиваемых из колоды». И на какое-то время всех увлек этот метод. Разгадка казалась близкой. Но… Ох, уж это вечное «но». Не получалось музыки, не стали творцами те, кто был невеждой в творчестве. Но история самым невероятным образом повторилась через сорок два года. Вышло знаменитое «Руководство, как при помощи двух игральных костей сочинять вальсы в любом количестве, не имея ни малейшего представления о музыке». Это был уже куда более серьезный труд, это была хорошо проработанная система, где сопрягались элементы случайности и система закономерностей. И приписывался этот труд самому Моцарту. С этим Руководством застряли в поисках истины надолго. Истории забавные, но в основе их лежало правильное представление о том, что замысел Творца о человеке может быть познан только через творчество. Впрочем, были и другие ценные находки – появилось устойчивое сочетание: «случайности и закономерности».

Date: 2011-06-11 08:24 pm (UTC)
From: [identity profile] bydda-krishna.livejournal.com
Это были совсем неслучайные понятия. Уже в наше время исследователи пришли к выводу, что сочинение музыки и поиск новых решений в технике шли одинаковыми путями. Законы творчества едины. Это было очень важным открытием. Оно давало основание для веры в то, что многовековая задача может быть разрешена.

Дорогая моя девочка, ты хорошо знаешь историю музыки, твоя память хранит множество музыкальных сочинений. Я думаю, что для тебя очевидно: именно благодаря интуиции в сознании творца формируются, чаще всего бессознательно, структуры и закономерности. Если есть интуиция, значит есть закономерности, на которые она опирается. Понимаешь, интуиция это объективно существующая, но еще нераскрытая закономерность. И неважно, в какой области она проявляется. Законы творчества едины! Для нас это обозначало только одно: коллективный творец интуитивно создает структуры и закономерности, позволяющие ему приблизится к величайшей из тайн. Думаю, что тебе понятно, почему коллективный. Мы все порождение одного Отца. В каждом из нас его искра, его Дыхание, Дух. Вместе мы можем создать общее «тело», более полно выражающее нашего создателя, чем отдельный человек. И таким образом приблизиться к его замыслу.

Ты знаешь, что сонатная форма в музыке, как никакая другая, жестко связана системой закономерностей. Но нужен фактор случайности, как проявление интуиции. А где все это можно найти? Да, конечно во сне! Сны – вот самый подходящий материал для создания коллективной симфонии, написав которую мы поймем смысл бытия, кто мы, зачем мы. Мы, наш мир - величайшая симфония, созданная Творцом всего сущего.

Вот почему я собирал чужие сны. Я продолжил работу, начатую полтора века назад, когда была создана система, позволяющую записывать сон, как музыкальную фразу. Собрать фрагменты, собрать воедино и... однажды мы получим законченное произведение! И скрытые структуры и закономерности, проявленные через интуитивное начало, станут понятны. И мир изменится. Мы будем жить с открытыми глазами, а значит не сможем жить в темноте и невежестве, и тогда мы станем другими. Мир не мог быть создан таким темным и страшным, жестоким и несправедливым. Это проявление нашего незнания. Плутание в лабиринте, выход из которого мы ищем так давно.

Эмма, я знаю, что тебе будет трудно, но ты сумеешь закончить работу. Весь материал собран. Конечно, это работа не для одного человека. Но, когда-то твоя интуиция сработала в тот момент (ты его, конечно, помнить не можешь), когда ты вылезла из своей корзины и пристроилась к стулу нашего пианиста. Ты сама выбрала того, кто будет тебе помогать. Он придет именно в тот момент, когда тебе будет невыносимо одиноко, страшно и тяжело. Когда тебе покажется, что ты одна на всем свете, что груз, взваленный на твои плечи, непосилен. Поверь, это не так. Ты плохо знаешь себя. А нашего пианиста не случайно зовут Вольфганг. Поверь мне, вы допишите симфонию, создаваемую по крупицам, множеством людей, и откроется смысл жизни. Потому, что законы творчества одинаковы для всех – для Творца и для творцов. Я верю!»

Profile

byddha_krishna1958: (Default)
byddha_krishna1958

January 2020

S M T W T F S
   1234
5 67891011
12131415161718
19202122232425
262728293031 

Most Popular Tags

Style Credit

Expand Cut Tags

No cut tags
Page generated Jul. 25th, 2025 08:50 am
Powered by Dreamwidth Studios