Портрет одного стихотворения. "А эта грубость ангела..."

[byddha_krishna1958]

Арсений  Тарковский

Пускай меня простит Винсент Ван Гог
За то, что я помочь ему не мог,

За то, что я травы ему под ноги
Не постелил на выжженной дороге,

За то, что я не развязал шнурков
Его крестьянских пыльных башмаков,

За то, что в зной не дал ему напиться,
Не помешал в больнице застрелиться.

Стою себе, а надо мной навис
Закрученный, как пламя кипарис.

Лимонный крон и темно-голубое,–
Без них не стал бы я самим собою;

Унизил бы я собственную речь,
Когда б чужую ношу сбросил с плеч.

А эта грубость ангела, с какою
Он свой мазок роднит с моей строкою,

Ведет и вас через его зрачок
Туда, где дышит звездами Ван Гог.

Comments

[bydda-krishna.livejournal.com]

Для Ван Гога, как и для мастеров дзен, творчество было обыкновенным делом, которое природа предначертала выполнить именно ему. Его картину «Кипарисы», на которой сияют одновременно луна и солнце, исследователи связывают с древней «Книгой перемен», с пантеистическим осмыслением мира.

Великий китайский поэт и художник Су Ши писал:

Когда Юй-кэ пишет бамбук,
Он сосредоточен на бамбуке, а не на себе.
Но он передает в бамбуке

Так и Ван Гог, рисуя старое дерево, думает о превратности человеческой судьбы и передает «странное врастание в землю и вместе с тем полуоторванность от нее под воздействием бури». Будто следуя заветам легендарного Бодхидхармы, Ван Гог ищет «кратчайшее расстояние от сердца художника к сердцу зрителя», говоря на языке взволнованных линий, неистового цвета, смятенных форм. Изображение предмета не как изолированного объемного тела, а как части мира, подчиненной вселенскому ритму, — вот что сближает искусство Ван Гога и дзен.

Эта особенность прекрасно видна в знаменитой серии «Подсолнухи», созданной в 1888 году.

В середине августа Винсент писал брату: «Рисую и пишу с таким же рвением, с каким марселец уплетает свой буябесс, что, разумеется, тебя не удивит, — я пишу большие подсолнечники.

Последняя картина — светлое на светлом — будет, надеюсь, самой удачной. Но я, вероятно, на этом не остановлюсь. В надежде, что у нас с Гогеном будет общая мастерская, я хочу ее декорировать. Одни большие подсолнухи — ничего больше... Итак, если мой план удастся, у меня будет с дюжину панно — целая симфония желтого и синего».

В другом письме Винсент упоминает, что хотел бы достичь в серии «Подсолнухи» «нечто вроде эффекта витражей в готической церкви». То есть, используя отношения светлых и более темных оттенков желтого, он стремился создать эффект сияния, символизирующий озарение.

Ван Гог обладал еще и особым метафорическим мышлением, сближавшим его живописный дар с талантом писателя. Помните потрясающее описание шахтерского поселка в Боринаже? Его черные колючие живые изгороди на снежном фоне как «шрифт на белой бумаге», как «страница Евангелия». Побитые морозом кочаны капусты художник сравнивает с женщинами в поношенных шалях, стоящими у лавочки, где торгуют углем. Молодые всходы пшеницы напоминают ему выражение лица спящего младенца. Ряды старых ветел — процессию стариков у богадельни. Две хижины под одной крышей — престарелую супружескую чету, доживающую свой век. В шелесте олив ему слышится «что-то очень родное, бесконечно древнее и знакомое», а олеандры —«дышат любовью».