Острова русской литературы. Гений, который вернулся

[byddha_krishna1958]

Сигизмунд Доминикович Кржижановский

(1887-1950)

   

"Прозеванным гением" назвал Сигизмунда Кржижановского Георгий Шенгели. "С сегодняшним днем я не в ладах, но меня любит вечность", - говорил о себе сам писатель. Он не увидел ни одной своей книги, первая книга вышла через тридцать девять лет после его смерти. Сейчас его называют "русским Борхесом", "русским Кафкой", переводят на европейские языки, издают, изучают и, самое главное, увлеченно читают. Новеллы Кржижановского - ярчайший образец интеллектуальной прозы, они изящны, как шахматные этюды, но в каждой из них ощущается пульс времени и намечаются пути к вечным загадкам бытия




При жизни Сигизмунду Доминиковичу Кржижановскому (1887-1950) удалось опубликовать всего восемь рассказов и одну повесть. Между тем в литературных кругах его считали писателем европейской величины. 



 

Comments

[bydda-krishna.livejournal.com]

В 1932 году, в очередной раз пробуя пробить редакторско-цензорскую стену
на пути Кржижановского к читателю, Евгений Ланн передал несколько его
вещей -- через Георгия Шторма -- Горькому. Великому пролетарскому писателю
очень всё это не понравилось, о чём он и сообщил с нескрываемым
раздражением. Будучи осторожен -- подчас до робости -- в обращении с
поэзией, с прозою -- чужой -- Горький обходился решительно, с наставнической
строгостью, полагая (основательно или ошибочно -- другой вопрос), что здесь
его опыт, образование и вкус достаточны для суждений категорических.
"Инакопишущие" лишь в исключительных случаях могли рассчитывать на его
сочувствие.
Сочинения Кржижановского были сделаны совсем по другим, не-горьковским
меркам. Тут "чуждым" было всё: философия, архитектоника, стиль, язык. Для
"проникающего" чтения требовалось качественно иное -- и потому
"дискомфортное" -- внутреннее усилие. Эту прозу "думанием не возьмёшь: тут
надо включить мышление".
Не случайно после смерти писателя составлением тома его художественной
прозы (из двухтомника, сперва принятого, а после отвергнутого "Советским
писателем") занимался не беллетрист, а философ -- Валентин Асмус, в
юности -- в Киеве -- слушавший лекции его (том статей готовили Аникст и
Валентина Дынник).
По счастью, суровость горьковской оценки не сказалась на прижизненной
судьбе Кржижановского -- письмо было опубликовано много лет спустя. Однако
то, что Горький не столько новый творческий метод создал (тут ещё бабушка
надвое сказала: "а был ли метод"?), сколько возглавил административную
систему в литературе, упрочил её своим авторитетом, будучи назначен Сталиным
главным начальником над советскими писателями, не могло не отразиться на
самых талантливых из них, то есть не вписывающихся в систему. Эта его власть
была односторонней -- разрушительной. Похвала Торького далеко не всегда и не
всякого могла защитить, зато неприязнь оказывалась рано или поздно пагубной
для неугодившего автора.