![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)

Оба классических вопроса — "Кто я?" и "Кто всем управляет?" — у Пелевина всегда задает маленький, заурядный человек: так было из романа в роман, из повести в повесть — начиная с "Омона Ра" и "Желтой стрелы" и заканчивая прошлогодним "Т". И хотя вопрошающий волею случая получает впоследствии сверхчеловеческие способности, ответ, который он получает, по большому счету, ничего не объясняет, а только запутывает. Это и было самой главной моралью у Пелевина — что ответ ты всегда должен искать сам, а чем при этом пользоваться — не имеет значения. Но если раньше все эти поиски обставлялись более или менее театрально — с летающими демонами, со всеми делами, то теперь декорации упали, все обнажилось до предела. В нынешней книге игра затеяна как никогда по-крупному — на первый взгляд. Надоела мистика? Надоели метафоры и увиливания? Хочется чего-то большого и крепкого? — прищурясь, спрашивает Пелевин. И "настоящего"? Да нет проблем. Обойдемся без мистики, никаких демонов и сущностей — зачем, когда у "вас" есть бог и дьявол. Вот вам ваше "настоящее" — глумится Пелевин. Хотите о боге? — будет вам бог. Богом работает еврей из Одессы, а дьяволом — майор МГБ, перевербованный ЦРУ.
Героя зовут Семен Левитан: как известно, фамилия, как и тело,— это судьба. Этот прием Пелевина нам знаком: он берет нечто безнадежно прошлое, показательно мертвое — ну что связывает, казалось бы, известного диктора Гостелерадио и наши дни,— но каким-то удивительным образом клише из прошлого оборачивается хохочущей, мрачной, мерзкой субстанцией. Левитан — это голос советского бога. Мальчик Семен вырастает и тоже работает богом: по заданию спецслужб проникает в сознание Джорджа Буша-младшего, изображая Голос Свыше (при помощи специального импланта-передатчика, вживленного Бушу советской еще разведкой). Конкретные указания президенту США дают уже ангелы — тоже, естественно, наши. Но вскоре выясняется, что не только мы такие умные: что еще с 1940-х годов голосом дьявола для Сталина работал майор МГБ, подосланный Берией, а после смерти вождя этот канал связи контролировали американцы. Карибский кризис, Афганистан, перестройка, гласность — это все последствия их внушения: точно так же, как наши сегодня подтолкнули Буша ввязаться в Ирак, опять же Афганистан и т. д.
Вот вам ваши ненаглядные боги, говорит Пелевин. Убедитесь еще раз: то, что вы называете "богом", "божественным внушением", "откровением", в лучшем случае работа нижних чинов спецслужб. (Что вовсе не отрицает существования настоящего бога, который есть Любовь.) В результате ответ на вопрос "кто всем управляет?" получается на редкость комичным и саморазоблачительным, и мы опять оказываемся в дураках.
Во второй новелле "Зенитные кодексы "Аль-Эфесби"" речь также идет о божествах — о тех, которые придумали люди. О мировой прозрачности, достигаемой при помощи глобальной Сети, в которую многие сегодня верят, как в бога, так же как и в совершенство гаджетов. Эта техника, в отличие от высшей воли в трактовке блаженного Августина, способна наносить точечные удары по злу, не задевая при этом добра. Кажется, что при соединении двух этих вещей — всемирной прозрачности и совершенной, по сути, человекоподобной технике — на земле наконец установится рай. И вроде бы это работает, и даже от сайта WikiLeaks в результате есть польза. (Отдадим должное Пелевину как автору, который работает с новостями: и шпионский скандал, и WikiLeaks случились уже во второй половине этого года — это значит, что создавал новеллы Пелевин по писательским меркам буквально позавчера, хотя ощущение что вообще вчера.) Но на пути у этого светлого будущего появляется русский политтехнолог Савелий Скотенков, который никак не может изжить моральную травму после распада СССР. И он побивает западное техническое совершенство при помощи остроумной, хотя совершенно незатратной техники — употреблением двусмысленностей и скабрезностей, наносящих машине (и всему политкорректному миру) обиды, от которых она — она ведь по подобию человека сделана — расстраивается, и глохнет, и выходит из строя. Самобытные талант и вера варвара угрожают цивилизации, но и сама цивилизация выходит какая-то на редкость наивная дура, несмотря на то что с высшим образованием.
В следующей части книги, "Созерцатель тени", описывается опыт самопознания, который опять же почти очищен от религиозных и мистических практик и представляет собой, по сути, попытку вступить в контакт с собственной тенью. Здесь и автор, и герой, почти не скрывая, насмехаются над различными индуистскими и прочими божками, которые давно уже и бессовестно служат туристическому промыслу (дело происходит в том самом Гоа). Герой, который ищет подлинное Знание, недаром работает экскурсоводом: он как раз лучше всех понимает, что искать эти знания на книжных раскладках или в храмах бессмысленно. Мало того, при общении с тенью даже и Учителя-то не требуется: сиди себе и общайся. Такое вот очередное освобождение от лишнего, от карнавальных одежек; но помни, что, если тебе удастся чего-то достичь, отвечать тоже придется тебе самому. Кроме уже публиковавшегося год назад рассказа "Тхаги", смысл которого можно выразить словами из песни Гребенщикова "каждый умрет той смертью, которую придумает сам", завершает книгу святочный рассказ "Отель хороших воплощений". В гости к двум откровенно отвратным представителям государственнически-олигархического типа (которые, договариваясь о "распиле", напоминают старинную русскую игрушку "Два медведя") пришли дорогие девочки по вызову. Дело происходит на известном европейском горнолыжном курорте, название можете подставить сами. За всем этим со стороны наблюдает девочка Маша — фактически наблюдает за моментом, предшествующим ее зачатию. Посмотрела Маша на эту общую, так сказать, атмосферу да и передумала рождаться. И ангел ее послушался, и не встал за плечом, и все рассыпалось, как будто ничего и не было.
Пессимизм и общее разочарование автора во всем. Но именно этот перевес тоски и пессимизма стали тем, что превратило эту книгу Пелевина более, чем другие, в литературу, которая уже плохо поддается анализу и обратному разложению на элементы. Завораживающий эффект прозы при этом никуда не делся. Я уже знаю, что, например, лучшие страницы у Пелевина всегда — с 1-й по примерно 120-150-ю. Как объяснить этот эффект, когда возникает чувство захватывающей подростковой любви к тексту, которое растет, ширится, и высшая точка напряжения обозначается совершенно физическим ощущением, что сейчас зазвонит почему-то городской телефон и Пелевин в трубке скажет: "Я здесь. Я никуда не делся. Я все вижу".
Эта книга получилась об усталости и бесперспективности общих человеческих усилий, и едва заметной, едва постижимой пользе усилий для отдельного человека. Книгой неверия ни в какие социальные перемены и одновременно отвращения к буржуазному типу существования. Презрения к любым иллюзиям — и либеральным, и консервативным. Если раньше у Пелевина отсутствие ответа на вопрос "кто всем управляет?", по крайней мере, не мешало его герою "выйти" или "уйти" — в пустыню, из поезда, из компьютерного сна, то теперь этот герой не то что не желает выходить, но даже и рождаться. В сценарии в такие моменты обычно пишут: "автор бессильно опускает руки". Но вот что самое интересное: когда писатель опускает руки, литература как раз расправляет плечи и приподнимается. Пелевину не хватало бездны — и, по-видимому, он в нее заглянул,— что случается вообще со всяким крупным талантом. Ларс фон Триер ответил на это своим жутким "Антихристом"; Пелевин тоже отозвался — мрачной, едкой социальной иронией и констатацией бессилия. Но литературе от этого разочарования только польза. Такой вот парадокс: про божественную любовь спецслужбист Семен Левитан тоже понял только тогда, когда готовился поработать голосом дьявола.
ИСТОЧНИК -
http://kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=1552857&NodesID=8
Последний роман Виктора Пелевина «t», посвященный борьбе пережившего апгрейд графа Толстого с монстрами интеллектуального зомбирования, в этом году взял третье место национальной премии «Большая книга». Почти сразу после этой государственной инициации Пелевин выпустил новый сборник повестей и рассказов.
В последние годы Пелевин ненавязчиво чередует романы со сборниками короткой и «средней» прозы: в 2006 году был роман «Ампир В», в 2008-м – сборник «Прощальные песни политических пигмеев Пиндостана», он же «П5», в 2009-м – роман «t», а вот теперь – сборник «Ананасная вода для прекрасной дамы». Наверное, это правильно; похоже, что такое чередование является для автора оптимальным способом поддерживать интерес к себе. А задача эта для мастера П становится год от года все более актуальной.
Вот и подзаголовок «Ананасной воды», выглядящий как «Войн@ и мiр», – тоже из области поддержания интереса. По калибру сборник не тянет не только на Всеобъемлющий Текст толстовского уровня, но и на что-либо сопоставимое с одноименной поэмой Маяковского. Кстати, написание слова «мир» не через «и», а через «i» – отсылка больше к Маяковскому, чем к Толстому. Дело в том, что в названии поэмы Маяковского, в отличие от названия романа Толстого, в порядке важной орфографической и смысловой игры использовалось слово «мiр», в дореволюционной орфографии отличавшееся от «мира» и обозначавшее не отсутствие войны, а вселенную, место, где все мы существуем. Данная тонкость может быть уловлена только теми, кто знает историю русского правописания; насколько это важно для самого Пелевина и знает ли об этом он сам – Бог весть.
Как бы то ни было, значимее само заглавие «Ананасная вода для прекрасной дамы», отсылающее, с одной стороны, к тому же Маяковскому, с другой – к Блоку. Блок оставил нам стихи о Прекрасной Даме, а Маяковский бросил современникам и потомкам знаменательное: «Вам ли, любящим баб да блюда, жизнь отдавать в угоду?! Я лучше в баре блядям буду подавать ананасную воду!»
Кивок в сторону противостояния двух поэтов революции как абсолютных антиподов открывает необъятный простор для толкований, и одно из них более или менее очевидно. Действие двух повестей и трех рассказов данного сборника, как и вообще многих вещей Пелевина, разыгрывается в пародийно отраженном философско-житейском континууме, расположенном между двумя крайними мировоззренческими точками.
![]()
Новый сборник Пелевина объединяет две повести и три рассказа (обложка книги)
|
Одна крайность – представление обо всем сверхъестественном как о рукотворном, о духовном как о чистой спекуляции, о прекрасном как о фантоме и, соответственно, насмешка над вселенским укладом, построенным на лицемерии и обмане; современная версия выкрикнутых Маяковским «нате!» и «долой!».
Другая крайность – самый высокий идеализм, мистицизм, парадоксальная вера. Один полюс – бесстыдные человеческие механизмы, обнаруживающиеся за спиной профессионально спроектированного Бога, другой полюс – Бог и прочие всамделишные потусторонние сущности, выглядывающие из-за шестеренок (две части сборника так и называются: одна – «Боги и механизмы», другая – «Механизмы и боги»). Фокус в том, что в описываемом Пелевиным мире Прекрасные Дамы, независимо от своего предметного воплощения, все время оборачиваются «блядями», и наоборот. Хотя наоборот, конечно, гораздо реже.
Больших неожиданностей знатокам пелевинского творчества книга не сулит, но как минимум порцию запоминающихся хохм на тему давешних новостей и несколько новых наркотических фантазий на тему мироустройства публика получит.
В повести «Зенитные кодексы Аль-Эфесби» забубенный персонаж по имени Савелий Скотенков, знаток интеллектуальных технологий и гений виртуальной войны, отправляется в Афганистан и сокрушает систему наведения американских беспилотников. Делает он это с помощью хитрой семиотической атаки на бортовые модули, отвечающие за пиар и работу с общественным мнением. В повести «Операция «Burning Bush» российские спецслужбы управляют действиями Джорджа Буша через находящийся в его рту искусственный зуб, имитируя для импульсивного президента общение с Богом и Сатаной.
Как всегда у Пелевина, зацеплены самые горячие темы (в частности, WikiLeaks), что с шиком указывает на рекордные сроки написания текста. Как всегда, есть пара фраз, задуманных как крылатые или как минимум убийственно злободневные («Понятно, что такое «сенатор» в императорском Риме. Но что это такое в нашей стране? И что надо сделать, чтобы им стать? Заржать жеребцом у Путина в бане?»); однако хитрец Пелевин не вставляет такие перлы в авторский текст, а вкладывает их в уста персонажей.
Среди трех рассказов (один из которых, «Тхаги», уже публиковался в журнале «Сноб») наибольшей проникновенностью отличается, пожалуй, вещь под названием «Отель хороших воплощений», хотя другие насыщеннее и многозначнее.
«Ананасная вода для прекрасной дамы», в общем, похожа на «Прощальные песни», и обе эти книги похожи на «классического Пелевина»; несколько идеализируя, можно сказать, что они триумфально воскрешают его нероманную ипостась, в которой он был едва ли не сильнее, чем в романной.
Это, само собой, настоящий праздник для давних поклонников мэтра, но здесь есть две проблемы, по сути, диаметрально противоположные друг другу. С одной стороны, со времен «Синего фонаря» Пелевин все же изменился, и не скажешь, что перемены эти позволили ему взойти на заветную Вторую Вершину, покорение которой – программа максимум для каждого, кто пережил стремительный ранний успех. С другой стороны, в какой-то степени Пелевин остался прежним, но то, что воспринималось как шедевр пятнадцать лет назад, сейчас воспринимается, мягко говоря, иначе.
В конечном счете приходится признать, что «Ананасная вода» – не прорыв и даже не событие в творческой карьере Пелевина; это просто очередной «плановый» сборник.
Существует обширная секта горячих поклонников Пелевина, людей с особыми настройками восприятия; о каждой его книге они говорят, что это – безусловный шедевр, который лучше всех предыдущих, и что тот, кто так не думает, просто ничего не понимает. Именно эта аудитория уже распинает в «Фейсбуке» автора настоящей рецензии.
Остальных, в том числе и старых преданных читателей, новые книги Пелевина часто разочаровывают. Вероятно, не станет исключением и «Ананасная вода». Но разочарование по большей части происходит от того, что от Пелевина все время ждут чего-то сверхъестественного и из ряда вон выходящего, каждый раз надеются, что очередная книга будет «нереальным отжигом» и миной под выработавшийся за год новейший дискурс. Относятся к автору «Чапаева и Пустоты» как к гуру, который должен являть чудеса. Когда чудес не случается, радостное ожидание сменяется депрессивной критикой.
Видимо, хватит уже смотреть на Пелевина как на генератор дискурсивных мин и фабрику по производству большого катарсиса. Хватит заранее предвкушать Событие при каждом известии о грядущем релизе и впадать в нездоровое возбуждение. Все меняется, и в настоящее время Пелевин – это просто очень хороший писатель, работающий в меру своих сил. Если поменять читательские настройки в соответствии с такой предпосылкой, то окажется, что все далеко не так уж и плохо.
Текст: Кирилл Решетников
Сборник Виктора Пелевина
Виктор Пелевин, по сути, это Джулиан Ассанж пространства духовности – организует утечки, срывает маски, раскрывает тайную переписку высших и низших разумов, скрывается неизвестно где.
Во вторник, 7 декабря, была опубликована новая порция утечек – сборник
Читателю главного литературного эзотерика страны придется самостоятельно выбирать слова
А литература, казалось, совершенно обесцененная для него как институт, чтением священных текстов, напротив, внезапно заинтересовала.
Сборник состоит из двух повестей и трех рассказов. Все они проходят под общим внутренним заглавием
Кто здесь блядь, а кто дама, лучше гадать не будем, чтобы никого не обидеть.
Но вот ананасная вода получилась душистая. И дело не в том, о чем пишет Пелевин, а как расставляет акценты. Первая повесть
В
Но, поскольку война идет не столько в формате
Эффект от этого внезапно появившегося в мире богов и механизмов человеческого фактора получился выдающийся, почти как в
Поклонникам раннего Пелевина времен сборника
Он, вероятно, ближе всего из написанного Пелевиным в последние годы стоит к
Ну и вот что еще. Ровно год назад Дмитрий Медведев рассказал, что читает Ключевского, Пелевина и Ремарка.
Интересно, ляжет ли на стол президента в этом году
Читать полностью: http://www.gazeta.ru/culture/2010/12/08/a_3459985.shtml