![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
byddha_krishna1958
Райнер Мария Рильке
ДУИНСКИЕ ЭЛЕГИИ
(перевод Ольги Слободкиной)
Элегия первая
Если я закричу,
кто услышит средь ангельских чинов?
А и если
один из них
примет вдруг к сердцу мой крик -
содрогнусь.
Мне не выжить с ним рядом,
с Огромным Его Совершенством.
Красота - только первый укол
ужаса,
переносимый,
но как сердце зашлось,
оттого, что мы поняли холод,
с которым она отстранилась,
чтоб нас не разрушить.
Каждый Ангел ужасен!
А раз это - так,
задыхаясь сглотну я свой писк и рыдание.
Так к кому обратиться в нужде?
К Ангелам?
Нет.
К людям?
Нет.
И хитрющие звери
давно уж смекнули,
как нам здесь неуютно,
в разгаданном мире.
Что ж тогда остается?
Быть может, сосна на холме,
на которую смотришь ты изо дня в день,
иль вчерашняя улица,
да порочная верность привычке,
что нас утешала
и осталась в глубинах навек.
Да, и ночь,
ночь, когда ветер,
наполненный космосом,
ноет на лицах,
приподнятых к небу...
Ты ждала бы любого,
желанная ты, что слегка огорчишь,
ты, кого одинокому сердцу придется
встретить с немалым усилием...
Но разве любовникам легче?
Нет, лишь умеют они
быть вместе,
тем самым скрывая
друг от друга
свою же судьбу...
Ты все еще не понимаешь?
Брось пригоршню пустот
в пространства того,
что вдыхаем...
Может, птицы,
почуют расширенный воздух,
входя во стремительный взлет?
Верно, весна не придет без тебя.
вот и звезды построились в ряд
в надежде, что ты восхитишься,
и волна всколыхнулась навстречу из прошлого...
так же и скрипка
предложила свой звук,
когда шел ты меж окон открытых.
То наставления были,
предназначение.
А сможешь исполнить?
Вечно тебя отвлекало
ожидание того,
что имеет название -
приближение любимой.
(И где бы хранил ее ты,
когда эти огромные странные мысли -
как приливы-отливы в ночи?)
Но пой, долг велит,
о великих влюбленных:
их славе
долгий путь предстоит
перед входом в Бессмертие...
Ты почти позавидовал им,
безнадежно влюбленным,
которых увидел
влюбленными больше счастливых,
взаимновлюбленных -
так начни вновь и вновь
прославлять их словами,
бессильными живописать.
Подумай:
герой выживает.
Даже останки его -
всего лишь предлог,
чтоб продолжить
совершенность рождения.
Но природа, исчахнув,
забирает влюбленных к себе,
будто не в силах исполнить
дважды - энергий обвал.
Думал ли пристально ты
О Стампе Гаспаре?
Размышлял ли подробно о ней?
Так, чтобы девушка,
что потеряла любимого,
смогла бы сказать
по примеру безмерной любви:
"Буду теперь, как она".
Не пора ли и эти страданиям древним
начать приносить нам плоды?
Разве время еще не пришло,
чтоб в любви
мы смогли бы себя свободить
от любимого
и, дрожа, испытать,
как стрела тетиву,
собираяся с силой, -
себя превзойти при стрельбе,
чтоб уже ничего не осталось,
ни единого места?
Голоса, голоса!
Слушай, о сердце,
как только святые...
Слушай
и жди тот огромный призыв,
что тебя оторвет от земли,
но они продолжали склоняться -
непостижимые души,
не замечая своей левитации.
Вот как полно - "имеющий уши"!
Ты же не выдержишь
Бога услышанный глас -
нет.
Но слушай
дыхание нежности...
и бесконечную весть -
она прорастет в тишине.
Ее шелест к тебе доносился
от тех, кто ушел молодым.
Когда же ты в храмы входил
в Неаполе, в Риме,
разве не судьбы их
мягко касались тебя?
Или надгробная надпись,
что сильно тебя захватила...
Помнишь - в Санта Мария Формоза
недавно.
Что им во мне?
Я должен мягко стереть
ощущение своей же
несправедливости легкой -
она иногда замедляет
движения их чистого духа.
Странно, конечно,
больше не жить на Земле,
оставить привычки, к которым
только что стал привыкать,
не придавая значения розам
и прочим вещам,
как будущим знакам судьбы.
И уж не чувствовать Длань,
что не может ослабнуть
из страха тебя уронить
и даже
в сторону
имя твое отложить,
словно куклу без рук.
Странно уже не мечтать,
не гадать.
Странно увидеть все то,
что казалось единым,
а теперь растеклось во все стороны.
Трудно быть мертвым...
Пытаешься ты
время свое наверстать,
что упущено было,
пока не начнешь -
незаметно -
ощущать
дуновения Вечности.
Но живые не правы
в своих резких границах различий.
Ведь и Ангелы часто не ведают,
с кем они - с мертвыми или живыми...
так мне показалось.
Вечности дрейф
тянет все возрасты мира
сквозь оба пространства
и звук ее слышен везде.
Тот, кто ушел молодым,
в скорости нас забывает -
можно совсем отстраниться от мира вещей,
нежно,
словно младенец,
что незаметно подрос
и отнят от груди.
Только тот, кто нуждается в тайнах огромных,
тот, кто пьет из источника грусти,
веселья и роста,
как может он обойтись в своей жизни без них?
Разве бессмысленна древняя притча,
где музыка вдруг заиграла
в разгаре рыданий по Лину,
пронзая сухую бесчувственность
в ошеломленном пространстве,
где юноша-Бог
почти перестал пребывать,
заставив пустоты звучать,
так, чтоб они потрясли,
успокоили
и помогли нам
сейчас?
http://lit.lib.ru/s/slobodkina_o/firstelegydoc.shtml
«Дуинские элегии»
В 1910 году Рильке покинул Париж. В конце года он совершил путешествие в Северную Африку, год спустя он отправился в Египет.
К этому времени относится знакомство поэта с австрийской княгиней Марией фон Турн-унд Таксис (см. ТУРН-УНД-ТАКСИС Мария фон). По приглашению княгини, в октябре 1911, Рильке приехал в родовой замок Таксисов — Дуино, который находился на берегу Средиземного моря, недалеко от итальянского города Триеста. Там он пробыл до середины лета 1912 года.
В один из январских дней, во время сильного шторма, поэт вышел посмотреть на волнующееся море и сквозь шум бури услышал голос, выкрикнувший слова: «Если бы я возопил, кто вопль мой услышит в ангельских хорах?» (пер. Г. Ратгауза). Вернувшись в замок, поэт тотчас же записал эту строчку, которая стала началом первой из десяти «Дуинских элегии» («Дуинезских элегий»; итальянское слово duinese, образованное от названия замка — Duino, заключает игру слов, означая так же «нечто двоичное», «сдвоенное» ) — самой сложной для интерпретации и понимания стихотворной книги поэта, в которой тот предпринял попытку создания собственной лирико-философской концепции мира.
Начав работу над «Элегиями» в 1912 году, Рильке закончил их только десять лет спустя, в швейцарском замке Мюзо, купленном для него друзьями.
Тон элегий мрачен, их язык намеренно затемнен и не всегда понятен. Темы, которые затрагивает поэт, в основном, трагичны — Рильке говорит о неустойчивости желания, о бессилии любви, о смерти… Лирический герой цикла обращается здесь уже не к богу, как это было в «Часослове» (непосредственной связи с боӐސܬ как утверждает теперь поэт, больше быть не может) а к темным глубинам сознания и к эмоциям читателя.
Центральные образы «Элегий» — ангел, человек и кукла. Образ ангела, как замечал сам поэт, не имеет ничего общего с ангелами в христианской религии. «Ангел «Элегий», — писал Рильке, — это то существо, которое служит для нас ручательством, что невидимое составляет высший разряд реальности.» По Рильке, ангелы символизируют «полноту бытия». Это знаки духовного совершенства, лицезрение которых может явить человеку ужасающую глубину его собственного несовершенства (отсюда известная строка, несколько раз повторяющаяся в «Элегиях» — «Всякий ангел ужасен»). Гармонический космос, в котором существуют ангелы и совершенство которого они воплощают, Рильке называет «внутреннее мировое пространство» (Weltinnenraum). В нем неразрывно соединяются внешнее и внутреннее, «открытое» и «закрытое», жизнь и смерть, органическое и неорганическое, прошлое и будущее. Этот космос состоит из чувств и эмоций и кроме ангелов его могут видеть лишь животные, которые, в отличие от человека, не осознают, что им предстоит умереть.
Ангелам и человеку в «Дуинских элегиях» противопоставляется кукла — символ механического, бездуховного существования (этот образ Рильке перенимает из трактата «О театре марионеток» Генриха фон Клейста (см. КЛЕЙСТ Генрих фон)). Человек же — это синтез «ангела» и «куклы»: наполовину наполненная содержанием маска. Правда, и человек может поставить и утвердить свое существование — параллельно ангельскому — в мире вещей, созданных трудом (в мире культуры). Поэтому в седьмой элегии появляется важный для Рильке образ деятельного героя, который сам творит себе свою судьбу (он получит развитие в «Сонетах к Орфею»). И все же высшими ценностями, способными принести радость бытия в этом мире (Hiersein) для поэта остаются, не вещи, но духовные, вневременные ценности — и в особенности — любовь.
http://dic.academic.ru/dic.nsf/es/47407/%D0%A0%D0%B8%D0%BB%D1%8C%D0%BA%D0%B5
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
no subject
Date: 2010-10-16 12:10 pm (UTC)no subject
Date: 2010-10-16 12:11 pm (UTC)no subject
Date: 2010-10-16 12:12 pm (UTC)Здесь воздух затхл, как в комнате больного,
где смерть исхода терпеливо ждет;
на мокрых крышах - отблеск дня иного,
как от свечи, что через миг умрет.
Есть даже в смерти некий промежуток:
вот ожил лист, и - всё, и был таков...
И, как над лесом стая диких уток,
ползет по небу стая облаков.
(перевод Бориса Марковского)
no subject
Date: 2010-10-16 12:13 pm (UTC)Я мог бы ласково взять тебя,
не выпустить больше из рук.
Я мог бы баюкать твой взгляд; тебя
охранять, и быть лесом вокруг.
Я мог бы единственным знать об этом, -
что ночь холодна была.
И слушать вечер, печалясь о лете,
сгорающем с нами дотла.
Ведь время стало тревогой всех,
не избегла камня коса.
Снаружи ходит чужой человек
и будит чужого пса.
Но вот стало тихо. Я не спустил
с тебя своих глаз; и те
охраняли тебя наподобие крыл,
если что-то брело в темноте.
(перевод Андрея Дитцеля)
no subject
Date: 2010-10-16 12:13 pm (UTC)no subject
Date: 2010-10-16 12:17 pm (UTC)Я зачитался. Я читал давно,
с тех пор, как дождь пошел хлестать в окно.
Весь с головою в чтение уйдя,
не слышал я дождя.
Я вглядывался в строки, как в морщины
задумчивости, и часы подряд
стояло время или шло назад.
Как вдруг я вижу, краскою карминной
в них набрано: закат, закат, закат...
Как нитки ожерелья, строки рвутся
и буквы катятся, куда хотят.
Я знаю, солнце, покидая сад,
должно еще раз было оглянуться
из-за охваченных зарей оград.
А вот как будто ночь по всем приметам.
Деревья жмутся по краям дорог,
и люди собираются в кружок
и тихо рассуждают, каждый слог
дороже золота ценя при этом.
И если я от книги подыму
глаза и за окно уставлюсь взглядом,
как будет близко все, как станет рядом,
сродни и впору сердцу моему!
Но надо глубже вжиться в полутьму
и глаз приноровить к ночным громадам,
и я увижу, что земле мала
околица, она переросла
себя и стала больше небосвода,
а крайняя звезда в конце села -
как свет в последнем домике прихода.
no subject
Date: 2010-10-16 12:17 pm (UTC)Деревья складками коры
Мне говорят об ураганах,
И я их сообщений странных
Не в силах слышать средь нежданных
Невзгод, в скитаньях постоянных,
Один, без друга и сестры.
Сквозь рощу рвется непогода,
Свозь изгороди и дома,
И вновь без возраста природа.
И дни, и вещи обихода,
И даль пространств - как стих псалма.
Как мелки с жизнью наши споры,
Как крупно то, что против нас.
Когда б мы поддались напору
Стихии, ищущей простора,
Мы выросли бы во сто раз.
Все, что мы побеждаем, - малость.
Нас унижает наш успех.
Необычайность, небывалость
Зовет борцов совсем не тех.
Так Ангел Ветхого Завета
Нашел соперника под стать.
Как арфу, он сжимал атлета,
Которого любая жила
Струною Ангелу служила,
Чтоб схваткой гимн на нем сыграть.
Кого тот Ангел победил,
Тот правым, не гордясь собою,
Выходит из такого боя
В сознаньи и расцвете сил.
Не станет он искать побед.
Он ждет, чтоб высшее начало
Его все чаще побеждало,
Чтобы расти ему в ответ.
no subject
Date: 2010-10-16 12:17 pm (UTC)no subject
Date: 2010-10-16 12:18 pm (UTC)вот граница селения слов, а выше,
но тоже едва различима, еще
последняя хижина чувства — узнал ли его ты?
Над вершинами сердца. Лишь камень
руки встречают. И здесь
что-то растет: на отвесных обрывах —
не зная о росте, поющие травы.
Но познавший? Ах, знанья коснувшись,
он безмолвен теперь над вершинами сердца.
И здесь бродят, в сознаньи невинном,
безбоязненно горные звери, и вдруг замирают,
прислушиваясь. И огромная скрытная птица
чертит в небе чистый отказ. — Но открыта для взора
здесь, над вершинами сердца.
no subject
Date: 2010-10-16 12:19 pm (UTC)(Перевел Евгений Борисов)
О наше первое движенье, наша
улыбка. Запах лип вдыхать, внимать
молчанью парка, и в глаза друг другу
взглянуть, и замереть от восхищенья,
и улыбнуться...
В улыбке этой ожила игра
зайчонка, что резвился на поляне,
а мы смотрели. Это было детство
улыбки. А потом ей было
дано движенье лебединых крыл,
в безмолвном небе и в пруду безмолвном
парящих, словно в двух раскрытых, теплых
ладонях вечера. И бережно над парком
улыбку нашу подняли те руки
и понесли — туда, где сквозь прозрачный,
дрожащий воздух первою звездою
мерцало завтра.
no subject
Date: 2010-10-16 12:21 pm (UTC)(Перевел Владимир Летучий)
Приди, последней мукою карая,
о боль, в мою ещё живую плоть:
мой дух горел, теперь я сам сгораю
в тебе; нет, дереву не побороть
огонь, чьи языки меня обвили;
тебя питаю и горю в тебе.
И мучится теперь моё бессилье
в твоей безжалостной алчбе.
Как истинно, невозвратимо как
уже взошел я на костёр страданий,
без будущего и без упований, —
запас сердечных мук, увы, иссяк.
И я ли это в пекле мук моих?
Воспоминанья мечутся в огне.
О, жизнь, о, жизнь, ты вся — вовне.
Я в пламени. Чужой среди чужих.
no subject
Date: 2010-10-16 12:21 pm (UTC)no subject
Date: 2010-10-16 12:24 pm (UTC)Элегия четвертая
Когда придет зима, деревья жизни?
Мы не едины. Нам бы поучиться
У перелетных птиц. Но слишком поздно
Себя мы вдруг навязываем ветру
И падаем на безучастный пруд.
Одновременно мы цветем и вянем.
А где-то ходят львы, ни о каком
Бессилии не зная в блеске силы.
А нам, когда мы ищем единенья,
Другие в тягость сразу же. Вражда
Всего нам ближе. Любящие даже
Наткнутся на предел, суля себе
Охотничьи угодья и отчизну.
Эскиз мгновенья мы воспринимаем
На фоне противоположности.
Вводить нас в заблужденье не хотят.
Нам неизвестны очертанья чувства, -
Лишь обусловленность его извне.
Кто не сидел, охваченный тревогой,
Пред занавесом сердца своего,
Который открывался, как в театре,
И было декорацией прощанье.
Нетрудно разобраться. Сад знакомый
И ветер слабый, а потом танцовщик.
Не тот. Довольно. Грим тут не поможет.
И в гриме обывателя узнаешь,
Идущего в квартиру через кухню.
Подобным половинчатым личинам
Предпочитаю цельных кукол я.
Я выдержать согласен их обличье
И нитку тоже. Здесь я. Наготове.
Пусть гаснут лампы, пусть мне говорят:
"Окончился спектакль", пускай со сцены
Сквозит беззвучной серой пустотой,
пусть предки молчаливые мои
Меня покинут. Женщина. И мальчик
С косыми карими глазами, пусть...
Я остаюсь. Тут есть на что смотреть.
no subject
Date: 2010-10-16 12:24 pm (UTC)Из-за меня вкусил, отец мой, ты
Настоем темным долга моего
Упившийся, когда я подрастал,
Ты, тот, кто будущность мою вкушая,
испытывал мой искушенный взгляд, -
Отец мой, ты, кто мертв теперь, кто часто
Внутри меня боится за меня,
Тот, кто богатство мертвых, равнодушье
Из-за судьбы моей готов растратить,
Не прав ли я? Не прав ли я, скажите,
Вы, те, кто мне любовь свою дарили,
Поскольку вас немного я любил,
Любовь свою мгновенно покидая,
Пространство находя в любимых лицах,
Которое в пространство мировое
Переходило, вытесняя вас...
По-моему, недаром я смотрю
Во все глаза на кукольную сцену;
Придется ангелу в конце концов
Внимательный мой взгляд уравновесить
И тоже выступить, сорвав личины.
Ангел и кукла: вот и представленье.
Тогда, конечно, воссоединится
То, что раздваивали мы. Возникнет
Круговорот вселенский, подчинив
Себе любое время года. Ангел
Играть над нами будет.
Мертвецы,
пожалуй, знают, что дела людские -
Предлог и только. Все не самобытно.
По крайней мере, в детстве что-то сверх
Былого за предметами скрывалось,
И с будущим не сталкивались мы.
Расти нам приходилось, это верно,
Расти быстрее, чтобы угодить
Всем тем, чье достоянье - только возраст,
Однако настоящим в одиночку
Удовлетворены мы были, стоя
В пространстве между миром и игрушкой,
На месте том, что с самого начала
Отведено для чистого свершенья.
Кому дано запечатлеть ребенка
Среди созвездий, вверив расстоянье
Его руке? Кто слепит смерть из хлеба, -
Во рту ребенка кто ее оставит
Семечком в яблоке?.. Не так уж трудно
Понять убийц, но это: смерть в себе,
Всю смерть в себе носить еще до жизни,
Носить, не зная злобы, это вот
Неописуемо.
no subject
Date: 2010-10-16 12:24 pm (UTC)no subject
Date: 2010-10-16 12:28 pm (UTC)Край ложа, на котором ты уснула,
как узкая полоска побережья.
Волна твоих грудей перевернула
все чувства, вырвав их из безмятежья.
5
И эта ночь надрыва и тревог,
в которой звери воем слух терзали,
предельно нам чужда. Но кто бы мог
поверить, что понятней нам едва ли
заря, которой занялся восток?
10
Нам так с тобою лечь друг в друга надо,
как вкруг тычинок лепестки ложатся.
Повсюду горы хаоса толпятся,
на нас готовясь рухнуть всей громадой.
14
Пока мы прижимаемся телами
друг к другу, чтобы не увидеть зла,
возможно, искра пробежит меж нами,
чтоб нас изменою спалить до тла.
no subject
Date: 2010-10-16 12:28 pm (UTC)no subject
Date: 2010-10-16 12:49 pm (UTC)no subject
Date: 2010-10-16 01:11 pm (UTC)Она несла все это — мир забот,
мир милости и страха, и все это,
как дерева в лесу, тянулось к свету,
вне образности, как ковчег завета,
как образ славы, вышедшей в поход.
6
И вынесла все это до вершин —
летящее, огромное, чужое,
угадываемое лишь порою —
спокойно, как несущая кувшин,
налитый до краев. Но в некий миг,
ее обрекший на преображенье,
впервые белый плат нависшей тенью
спустился на открытый светлый лик
14
почти непроницаемым покровом.
И вот на все вопросы о судьбе
дает один ответ туманным словом:
«В тебе, о бывшее дитя, в тебе»
no subject
Date: 2010-10-16 01:21 pm (UTC)no subject
Date: 2010-10-16 04:19 pm (UTC)Последней значительной поэтической книгой Рильке оказались «Сонеты к Орфею» — цикл из двадцати девяти стихотворений, написанных в Мюзо в 1922 году, одновременно с «Дуинскими Элегиями» («Сонеты» вышли отдельной книгой .в 1923 году). Жизнеутверждающий тон сборника составляет явный контраст мрачным «Дуинским элегиям». Орфей — центральный герой цикла — это и певец, поэт, искусство которого воздействует на окружающих, и творец, и цивилизатор, обуздавший своей музыкой дикие племена, и маг, и основатель орфической религии. В многозначном образе Орфея Рильке выделяет момент пребывания Орфея в мире смерти. Для него путешествие Орфея в царство мертвых — это путь к истокам жизни, и, одновременно, путешествие в мир человеческого опыта. Возвратившись же из мрачного мира теней, Орфей еще больше чувствует красоту мира земного, ему открываются подлинные человеческие ценности. «Сонеты к Орфею» в итоге оказываются страстным признанием в любви к земному, радостным и спокойным принятием бытия.
no subject
Date: 2010-10-16 04:19 pm (UTC)ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
I
О, дерево! Восстань до поднебесья!
Цвети, послушный слух! Орфей поет.
И все умолкло. Но в молчаньи песне
был предназначен праздник и полет.
Прозрачным стал весь лес. К певцу теснились
и зверь из нор, и жители берлог.
Уже не хищный умысел их влек,
и не в молчаньи звери затаились, —
они внимали. Низкий рев и рык
смирился в их сердцах. Там, где недавно,
как гость незваный, оробел бы звук, —
в любой норе, убежище от вьюг,
где тьма и жадность властвовали явно, —
ты песне храм невиданный воздвиг.
(Г. Ратгауз)
no subject
Date: 2010-10-16 04:20 pm (UTC)союз счастливый лиры и напева.
Она пришла, веснянка, королева,
и полонила слух мой, и из роз
постель постлала в нем. И сном ее
стал весь наш мир, и я, плененный, слушал
и леса шум, и луга забытье,
и собственную замершую душу.
О звонкий бог, как ты сумел найти
таких гармоний звуки, что проснуться
она не жаждет? Встала, чтоб почить.
А смерть ее? Дано ль нам уловить
мотив последний этот? — Струны рвутся...
Она уходит... Девочка почти...
(А. Карельский)
no subject
Date: 2010-10-16 04:21 pm (UTC)лишь смертный у порога узкой лиры?
Как в сердце, где расколот образ мира,
воздвигнуть храм свой может Аполлон?
Ты учишь петь. Но что нам твой урок,
нам, вечно страждущим и недовольным?
Петь — значит просто быть. Легко и вольно
лишь ты поешь. Но ты на то и бог.
А мы? Как нам запеть? Когда мы суть?
О юноша, любить — как это мало.
Хоть жжет напев уста тебе — забудь,
что ты запел. Проходит все на свете.
Для песни только бог один — начало.
Она — молитва. И порыв. И ветер.
(А. Карельский)
no subject
Date: 2010-10-16 04:21 pm (UTC)Не воздвигай надгробья. Только роза
да славит каждый год его опять.
Да, он — Орфей. Его метаморфоза
жива в природе. И не надо знать
иных имен. Восславим постоянство.
Певца зовут Орфеем. В свой черед
и он умрет, но алое убранство
осенней розы он переживет.
О, знали б вы, как безысходна смерть!
Орфею страшно уходить из мира.
Но слово превзошло земную твердь.
Он — в той стране, куда заказан путь.
Ему не бременит ладони лира.
Он поспешил все путы разомкнуть.
(Г. Ратгауз)
no subject
Date: 2010-10-16 04:22 pm (UTC)Re: Цветаева на смерть Рильке... Из "Новогоднего"...
Date: 2010-10-17 08:37 am (UTC)Сен Жиль-сюр-Ви,
6 июля 1926
Дорогой Райнер,
у Гёте где-то сказано, что на чужом языке нельзя создать ничего значительного, — я же всегда считала, что это неверно. (Гете никогда не ошибается в целом, он прав в итоговом смысле, поэтому сейчас я несправедлива к нему.)
Поэзия — уже перевод, с родного языка на чужой — будь то французский или немецкий — неважно. Для поэта нет родного языка. Писать стихи и значит перелагать 2. Поэтому я не понимаю, когда говорят о французских, русских или прочих поэтах. Поэт может писать по-французски, но не быть французским поэтом. Смешно.
Я не русский поэт и всегда недоумеваю, когда меня им считают и называют
.....................................
Re: Цветаева на смерть Рильке... Из "Новогоднего"...
Date: 2010-10-17 08:38 am (UTC)Можно мне поцеловать тебя? Ведь это не более, чем обнять, а обнимать, не целуя, — почти невозможно!
Марина
no subject
Date: 2010-10-16 08:49 pm (UTC)Хотя многие утверждают, что Марина Ивановна Цветаева на самом деле любить-то и не умела... "Любовь она воображала"... Скажу сразу, я не сторонник этой точки зрения...
А Рильке - замечательный поэт...
no subject
Date: 2010-10-17 08:22 am (UTC)И что есть наша жизнь, если не "плод воображения" по большому счету?
no subject
Date: 2010-10-17 04:23 pm (UTC)no subject
Date: 2010-10-17 08:28 am (UTC)Переписка Марины Цветаевой с великим германским поэтом Райнером Мария Рильке - яркая и драматическая глава в ее биографии. В книге предпринята попытка собрать под одной обложкой весь известный ныне материал, относящийся к данной теме: письма, которыми обменивались поэты, их стихотворения и дарственные надписи, произведения Цветаевой, навеянные смертью Рильке, выполненные ею переводы и т. д. Публикуются также письма Цветаевой к Н. Вундерли Фолькарт, душеприказчице Рильке.
no subject
Date: 2010-10-17 08:29 am (UTC)В течение нескольких месяцев 1926 года три величайших лирика Европы обменивались письмами большой искренности, душевной теплоты и любви друг к другу. Настоящее издание, составленное из этих чудом уцелевших писем, позволит читателю приобщиться к немеркнущей картине жизни первой четверти двадцатого века, насладиться высочайшим образцом лирического порыва, преодолевавшего пространство и границы, благодаря гениальной художественной одаренности и стремлению друг к другу героев переписки
no subject
Date: 2010-10-17 08:31 am (UTC)no subject
Date: 2010-10-17 08:32 am (UTC)Райнер (Рене) Карл Вильгельм Иозеф Мариа Рильке родился 4 декабря 1875 года в Праге в семье чиновника железнодорожного ведомства Иозефа Рильке. Первый стихотворный сборник ("Жизнь и песни") вышел в 1894 году. В этом же году Рильке начинает заниматься на философском, а потом на юридическом факультете немецкого университета в Праге. В следующем году Рильке переезжает в Мюнхен, посещает лекции в местном университете, затем, через год, - в Берлин, где его зачисляют в Берлинский университет. Вся жизнь Рильке проходит в разъездах: Италия, Германия, Россия, Париж, где он полгода работает секретарем у Родена, Алжир, Тунис, снова Париж, Испания... С 1896 года регулярно выходят книги его стихов и прозы, монографии о художниках, переводы. Подлинную известность приносит поэту выход в 1905 году сборника "Часослов". В 1907-1908 годах выходят две части сборника "Новые стихотворения". В 1910 году выходит роман "Записки Мальте Лауридса Бригге". До конца жизни Рильке напряженно работает, выпускает сборник поэм "Дуинские элегии", "Сонеты к Орфею", переводит поэзию Поля Валери. Умер поэт 29 декабря 1926 года во Франции в клинике Валь-Монт в результате обострения болезни, мучавшей его последние годы
no subject
Date: 2010-10-17 08:33 am (UTC)Родился 29 января (10 февраля) 1890 года в Москве в семье художника Л О. Пастернака и пианистки Р.И. Кауфман. В доме часто собирались музыканты, художники, писатели, среди гостей бывали Л.Н. Толстой, Н.Н. Ге, А.Н. Скрябин, В.А. Серов. Атмосфера родительского дома определила глубокую укорененность творчества Пастернака в культурной традиции и одновременно приучила к восприятию искусства как повседневного кропотливого труда.
В детстве Пастернак обучался живописи, затем в 1903-08 гг. всерьез готовился к композиторской карьере, в 1909-13 гг. учился на философском отделении историко-филологического факультета Московского университета, в 1912 году провел один семестр в Марбургском университете в Германии, где слушал лекции философа Г. Когена. После окончания университета занимался практически лишь литературной деятельностью, однако профессиональная музыкальная и философская подготовка во многом предопределила особенности пастернаковского художественного мира.
Первые шаги Пастернака в литературе были отмечены ориентацией на поэтов-символистов А. Белого, А.А. Блока, Вяч. И. Иванова и И.Ф. Анненского. Он участвовал в московских символистских литературных и философских кружках, в 1914 году вошел в футуристическую группу "Центрифуга". С начала 1920-х гг. Пастернак стал одной из самых заметных фигур в советской поэзии, его влияние ощутимо в творчестве очень многих младших поэтов-современников П.Г. Антокольского, Н.А. Заболоцкого, Н.С. Тихонова, А.А. Тарковского и К.М. Симонова. С середины 1930-х гг. и до самого конца жизни одним из главных литературных занятий Пастернака стала переводческая деятельность. Он переводил современную и классическую грузинскую поэзию, трагедии и сонеты Шекспира, "Фауста" Гете и многие другие произведения.
Итогом своего творчества сам Пастернак считал роман "Доктор Живаго", над которым он работал с 1946 по 1955 год. В издании романа на родине Пастернаку было отказано. Он передал его для публикации итальянскому издателю, и в 1957 году появилась публикация "Доктора Живаго" на итальянском языке, вскоре последовали русское, английское, французское, немецкое и шведское издания (в СССР был опубликован только в 1988 году). В 1958 "за выдающиеся заслуги в современной лирической поэзии и на традиционном поприще великой русской прозы" Пастернаку присудили Нобелевскую премию по литературе, что было воспринято в СССР как чисто политическая акция. На страницах печати развернулась кампания травли поэта, Пастернак был исключен из Союза писателей, ему грозили высылкой из страны, было даже заведено уголовное дело по обвинению в измене Родине. Все это вынудило Пастернака отказаться от Нобелевской премии (диплом и медаль были вручены его сыну в 1989 году).
Скончался Борис Пастернак 30 мая 1960 года.
no subject
Date: 2010-10-17 08:35 am (UTC)Родилась в Москве. Отец - Иван Владимирович Цветаев - профессор Московского университета, основатель Музея изобразительных искусств, выдающийся филолог. Мать - Мария Александровна Мейн - музыкантша. Стихи Марина Цветаева, по собственному ее признанию, начала писать с семи лет. Первые книги - "Вечерний альбом" (1910) и "Волшебный фонарь" (1912). Затем - "Версты" (1921) и "Конец Казановы" (1921). В 1922 году Цветаева покидает Россию и 17 лет живет за границей - сначала в Чехии, а потом во Франции. Много пишет и печатается в зарубежных изданиях. Переводит на французский язык стихи Пушкина и Лермонтова. В 1939 году возвращается в Советский Союз - "вслед за семьей и чтобы дать сыну Георгию (родился в 1925 году) родину". 31 августа 1941 года трагически обрывает жизнь в городке Елабуге близ Чистополя.