![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)

Недавно найденное захоронение великого художника может быть утрачено, вместо того чтобы приносить пользу
Что с могилой? Её нет. Там не торчит даже прутика. Конструкция из водопроводных труб и кусков жести, названная энтузиастами «Супрематическим деревом», торчит на месте утерянного дуба. Могила вошла в границы нового посёлка, который начнут строить через месяц-два.
75-летие смерти Казимира Малевича 15 мая этого года прошло незамеченным. Если быть точным, о нём написала лишь одна российская газета.


Незамеченность юбилея смерти — дело живое. Чужая смерть ничему не учит, учит своя — только если она была клинической.
И эта незамеченность этого юбилея была бы вполне естественна, если бы пятнадцать дней спустя не был шумно отмечен другой, пятидесятилетний юбилей смерти — Бориса Пастернака. «Все в Переделкино!» — блоги доходили до шабаша.
Дело даже не в том, что эту смерть помнят физически: двадцатилетним студентам, бывшим на похоронах Пастернака, сейчас семьдесят.
Дело и не в том, что эта смерть жива в коллективной памяти: о ней не только рассказали, но написали и были прочитаны. И дело не в том, что мы жили и продолжаем жить в литературоцентричной стране.
Дело в том, что сырое российское сознание, легко переваривающее либеральные ценности, так и не смогло переварить Малевича.
А Пастернак — это либеральная ценность.
Плачущий на могиле Пастернака Квентин Тарантино — это будет посильнее «Фауста» Гёте в переводе Пастернака. Что ему Пастернак? Он читал «Сестру мою — жизнь»? Вряд ли, разве в переводе.
Ну прочитал в переводе «Доктора Живаго» — архаику даже для русских, уже сорок лет ко времени написания живущих в вакууме. Но даже если не читал, то, известный киноман, посмотрел сахарную версию 65-го года.
Да и кто её на Западе не видел? В Европе её смотрят на Рождество, как бывшие советские — «Иронию судьбы» на Новый год.
Тарантино ценит голос из-под ковра. Схватка бульдогов уже завершилась, и вдруг из-под ковра раздался одинокий голос. Здравствуй, друг! Я ценю в тебе личность!
А мы ценим Тарантино, ценящего Пастернака.
Нам приятно его нас понимание.
А с Малевичем в России какой-то сбой. Ведь есть понимание в Европе, и ценят его не по-детски — достаточно назвать цену «Супрематической композиции» 1916 года на аукционе Sotheby’s в 2008 году.
Не помните? Не в курсе?
Пишем прописью: шестьдесят миллионов долларов США. В топе стоимости мировой живописи эта картина идёт одиннадцатой, в русском топе — второй после «Белого центра» Марка Ротко.
Если считать Ротко за русского. Если считать за русского Малевича. Следующий «русский», Василий Кандинский, идёт в русском списке почти с трёхкратным отрывом от Малевича.
Вообще, все эти «русские» (остальные семеро из топовой десятки — Явленский, Сутин, Шагал, Гончарова, де Лемпицка, Сомов, Кабаков) как минимум большую часть жизни жили за границей, как максимум были эмигрантами. (Еврейское происхождение половины из них в этом контексте не имеет никакого значения, но интересно, что собственно русских из них — раз, два, и обчёлся.)
Малевич здесь уникален: он единственный не смог эмигрировать, хотя, по многим данным, собирался. Он единственный из русских-неэмигрантов — говорим только о внешних параметрах — поднялся так высоко.
Для этого, впрочем, были и внешние причины: Эль Лисицкий сделал для продвижения Малевича на Западе едва ли не больше, чем сделал бы сам Малевич, находись он там.
Даже по самой банальной причине: Малевич знал три языка, все «не туда» и ни один в совершенстве, — польский, украинский и русский.
Сегодня известность Малевича на Западе воспринимается как данность. Сама Европа преувеличивает известность Малевича из сегодняшнего дня: в фильме 2010 года об Игоре Стравинском и Коко Шанель Coco & Igor, в целом не страдающем историческими натяжками, в кабинете Дягилева в Париже в 1920 году висит картина Малевича.
Но в 20-м году, спустя пять лет после появления «Чёрного квадрата», Малевича в Европе, скажем обобщённо, никто не знал (Лисицкий ещё не рассказал).
В это время он, пережив крах «Супремуса», спасался от голода и одновременно создавал в Витебске (предварительно выдавив Шагала) свою лучшую школу «утвердителей нового искусства» — УНОВИС.
А что же в России?
В СССР, после короткого периода ГИНХУКа (Государственного института художественной культуры) в 1922—1926 годах, Малевич был отжат даже не на периферию художественного процесса, а в искусственно созданный вакуум.


Короткая поездка в Польшу и Германию в 1927 году с оставленными в СССР в заложниках дочерью и женой, вывоз около 70 самых значительных картин с наивной надеждой на будущую эмиграцию, возвращение — ненадолго в тюрьму и надолго в фигуративную живопись, двухлетнее умирание от рака, смерть в 1935 году.
И если бы не мучительная смерть в 35-м, то почти неминуемая мучительно быстрая смерть в 37-м или мучительно долгая смерть в советском концлагере.
Судьба Малевича сегодня в России остаётся невнятной. «Чёрный квадрат», который ещё Александр Бенуа в 1915 году назвал иконой, стал иконой для западного искусства ХХ века, но не для русского.
Немногочисленные русские художники-супрематисты живут в Европе. У великолепного российского фотографического супрематизма не было ни одной программной выставки и вряд ли будет.
Произнесённое Ильёй Кабаковым в конце 1980-х годов «п…ц Малевичу» (с чем он и отъехал в Европу) стало сакраментальным — ему действительно п…ц.
Невнятность отношения государства к Малевичу, заложенная в 1920-е, в полной мере унаследована сегодняшней властью. Короткий ренессанс конца 80-х завершился тем же, чем короткий всплеск конца 10-х, — ничем. Мировая икона России не нужна. Эта нехитрая мысль находит дикое подтверждение в сегодняшнем дне.
Во время Второй мировой войны в дуб, рядом с которым был похоронен прах Малевича, попала молния, остатки дуба были спилены, деревянный куб Николая Суетина на могиле разрушился (а может, был растащен на дрова местными), урну с прахом откопали деревенские ребятишки и, по разным версиям, 1) закопали обратно; 2) высыпали прах, урну унесли; 3) унесли урну с прахом.
Как бы то ни было, в 2007 году группа энтузиастов после нескольких лет поисков место захоронения нашла. Почему это сделала группа энтузиастов в конце 2000-х, а не государственная институция в конце 1980-х, из предыдущего вполне понятно.
Непонятно, почему это не сделали 37 родственников Малевича, успешно объединившихся для отторжения у MoMA и Stedelijk Museum оставленных Малевичем в Европе в 1927 году картин.
Успех был неполным (MoMA отдал все шесть своих Малевичей, Stedelijk Museum только пять), но впечатляющим: шестьдесят миллионов долларов стоила «Супрематическая композиция» из тех самых пяти картин Stedelijk Museum, в то время как эксперты оценивали стоимость каждой из этих пяти в двадцать миллионов.
Продажа «Супрематической композиции» состоялась в 2008 году — почти сразу после отторжения её у голландского музея.
Родственники не остались безучастны к посмертной судьбе своего предка и создали в США Общество Малевича (The Malevich Society). Оно поддерживает многие, в том числе российские, исследовательские проекты (в частности, при поддержке общества в 2009 году в России вышло лучшее исследование раннего супрематизма — книга Александры Шатских «Казимир Малевич и общество Супремус»).
Не преминем заметить, что создание Общества Малевича — не чистая филантропия: цена бренда, а главное, связанных с ним артефактов растёт при качественном росте информации о бренде.
А что с могилой? Её нет. На её месте не торчит даже прутика. Впрочем, металлическая конструкция из водопроводных труб и кусков жести, названная энтузиастами «Супрематическим деревом», торчит на месте утерянного дуба.
Могила вошла в границы новостроящегося посёлка, который начнут строить через месяц-два.
Отвлечёмся теперь от морали (в случае с родственниками) и любви к отеческим гробам (в случае государства и электората). Хорошо подумаем, с чем мы имеем дело.
А дело мы имеем с мировым брендом «Казимир Малевич», мало ценящимся на родине, но имеющим несомненно высокую стоимость на Западе (цену «Супрематической композиции» больше напоминать не надо?).
В России при этом нет не то что музея Казимира Малевича, в России нет даже музея русского авангарда (разговор о бренде «Русский авангард» сейчас опустим). Назвать музеем русского авангарда экспозицию Третьяковской галереи на Крымском Валу язык не поворачивается.
Итак, исходные данные:
1) найденная могила Казимира Малевича;
2) наличие мирового бренда «Казимир Малевич»;
3) наличие мирового бренда «Русский авангард»;
4) отсутствие в России музея Малевича;
5) отсутствие в России музея русского авангарда;
6) отсутствие в Москве (и России) музеев современного искусства мирового уровня;
7) отсутствие в Москве (и России) нормального уровня туризма;
8) нахождение могилы Малевича непосредственно рядом со строящимся автобаном, соединяющим Москва-Сити с Рублёвкой, Сколковом и Внуковом.
Дайте эту задачку любому школьнику. Ответ не замедлит: в Немчиновке надо делать «русский Бильбао» — с могилой и музеем Казимира Малевича, музеем русского авангарда и огромным пространством для выставок современного искусства.
http://www.chaskor.ru/article/najdena_mogila_malevicha_zachem_19780