Литературные чтения. "Она умерла во сне"

[byddha_krishna1958]

Отрывок из книги
@ Василий Тверской, Нелли Тверская

                                                
                                                 МЕРТВАЯ ВЕРА

 

Она сидела на ковре  и строила город из каких-то разноцветных деталей. Знала, что строит давно, но ей нравилось,  и она забывала обо всем. Где-то за стеной слышала голоса, шум, музыку. Но собственное занятие было столь захватывающим, что быстро гасило мгновенно вспыхнувшее любопытство, желание оказаться там, за стеной.

Она поднялась с пола, взяла доски и забила стену, чтобы не слышать звуков. Стало очень тихо. Она продолжала работу с удвоенным интересом. Конструкция очередного дома оказалась сложной, и она долго билась над решением. Подогнав последнюю деталь, даже вскрикнула от удовольствия. В ней проснулся азарт, она уже хотела построить еще более сложную конструкцию и в процессе работы придумывала решения усложнявшие сделанное.  Она была счастлива. Ей так хорошо все удавалось, все само шло в руки, ладилось, спорилось. Чудо, как хорошо.

Она встала, чтобы оглядеть и оценить сделанное. Но задела только что построенный дом и он рассыпался, задев обломками соседний. Они повалились на рядом стоящие и весь город, в секунду, оказался в руинах.

Она бессильно опустилась на пол, но не могла даже плакать. Ей казалось, что в груди, там где сердце, пробита сквозная дыра с ровными гладкими краями. Сквозь эту дыру дует резкий и пронзительный ветер.

Внезапно к ее лицу кто-то прикоснулся.

Она проснулась в недоумении. В этом прикосновении была такая нежность и такая любовь, каких она не знала, не испытывала за всю свою жизнь.

Вера открыла глаза. Было ясное солнечное утро. В ее спальне, уютно расположившись на пушистом ковре, играли трое маленьких детей. Они были так красивы, что у нее перехватило дыхание. Вера смотрела не отрываясь. Она чувствовала, что время остановилось, она ни о чем не думала, она просто смотрела. Таких красивых детей Вера не видела ни в кино, ни на картинах. В их золотых кудряшках вспыхивало солнце. Волосы у детей были длинные, закрывали спину, казались чудесным сказочным плащом.

Вера смотрела на детей молча. И они играли молча, но было видно, что им очень весело.

"Как чудесно они одеты", - подумала Вера. "Совершенно чудесная одежда, никогда такой не видела". Но тут же пришла другая мысль: "Да это не одежда!"

Тела детей были окружены сияющим золотым ореолом.

И тут же волной накрыло недоумение: "А они мальчики или девочки?" Ответа не было. Дети бесшумно продолжали играть в ведомые только им игры.

"Господи!" - казалось раскаленная игла погрузилась в Верин мозг. - "Господи! Откуда в моем доме дети?!"…

 

Вера всегда была лучшей и первой. Отец, директор крупного предприятия, с детства приучал ее к мысли о том, что она должна во всем заменять ему нелепо  погибшего сына, Вериного брата.

Закончив школу с золотой медалью, она выбрала лучший технический вуз. Очень скоро и здесь, в почти "мужском монастыре", она стала лучшей. К третьему курсу к ней с уважением относились не только преподаватели, но и друзья-студенты.

Невысокая, хрупкая, золотоволосая, она не вызывала у окружающих ее мужчин желание поухаживать за ней, помочь, поддержать. Воля, мужская сила характера, твердость так явственно проступали в ее облике, в любом ее поступке, в любом проявлении ее характера, что все знакомые в один голос предрекали ей одиночество.

К пятому курсу началась известная всем, кто учился в вузе, "эпидемия свадеб", а многие уже и детей родили. Вере все это было отвратительно. Самой ненавистной литературной героиней для нее была Наташа Ростова: "Ах, посмотрите, какого цвета сегодня пеленки!" Отвращение и гадливость к женщине-самке возникли в ней рано и держались стойко. Ее отношение к детям не менялось. "Мне они не нужны".

У Веры была ясная цель, интересная насыщенная жизнь и ни одной свободной минуты.

Дипломную работу она писала у отца на заводе. В кабинете отца и столкнулась с молодым человеком. Познакомились. Разговорились. И только к вечеру Вера поняла, что впервые в жизни потратила на разговоры три часа подряд. Но не расстроилась и не огорчилась. Она уже поняла - в ее жизни произошло важное событие.

Митя  был известный спортсменом, мотогонщиком. Его жизнь была строго расписана по часам. Мимолетные увлечения органично вписывались в это расписание, а  вот ничему серьезному не было места. Так ему казалось. До встречи с Верой.

Впервые за пять лет учебы она позволила себе остаться дома. Было позднее утро. Пахло свежесмолотым кофе и сдобой. Она никогда не обращала внимания на запахи. Непонятное волнение томило и будоражило.

Неожиданно для себя самой Вера подошла к входной двери и резко распахнула ее. На пороге, протянув руку к звонку, стоял Митя. Он так и не успел позвонить.

-Вера, я тебя люблю, но в ближайшие полгода не смогу на тебе жениться.

Она взяла его за руку, привела в свою комнату и остановилась. Молча они смотрели друг на друга.

Медленно и как-то затрудненно Вера развернулась, подошла к окну и опустила тяжелые шторы. Пошла к кровати, взяла с нее пушистый шотландский плед  и бросила на пол.

День защиты диплома был суетливым, длинным и Вера почувствовала себя усталой. Выслушав восторги и восхищения в свой адрес, она потихоньку от всех сбежала. Еще никогда она не чувствовала себя такой усталой. Очень хотелось сесть, но в переполненном автобусе и стоять-то было негде. Рядом с Верой стояла женщина, держа на руках довольно большого ребенка. Кто-то стал возмущаться и женщину посадили. Ребенок начал тут же капризничать и мать, чтобы отвлечь чадо, достала из сумки и дала ему соленый огурец. И тут Вера испугалась - ей хотелось вырвать у малыша этот огурец и запихнуть его целиком в рот, проглотив не разжевывая.  Ей казалось, что у нее внутри проснулось животное - дикое и необузданное.

Через неделю она была у гинеколога.

-Вы замужем?

-Нет.

-Будете рожать?

-Нет.

-Это первая беременность?

-Да.

-Знаете ли Вы, что вероятность бесплодия в этом случае очень велика?

-Да.

-Я прошу Вас подумать. Приходите через неделю.

-Нет. Мне нужно направление сегодня.

Она ничего не сказала Мите. Из больницы убежала утром. Дома сказала, что едет на дачу.

Вера презирала себя. Презирала мерзкую женскую природу, заставляющую ее оплодотворять, зачинать и вынашивать ребенка.

-Чем же я отличаюсь от кошки, собаки, крысы? И это я - умная, образованная и даже говорят талантливая. И зачем тогда тратить время на образование?

Ей была отвратительна мысль о том, что она, как все заурядные женщины, глупые и бездарные, должна была говорить Мите пошлые слова, слова, которые говорят  все дуры на свете:

-Милый, у нас будет маленький.

Для многих женщин это известный способ поймать мужчину, удержать его, "поженить"…

Митя не мог найти время, чтоб официально зарегистрировать их брак, она переполнена  планами и, пожалуйста, - "ах, посмотрите, какого цвета сегодня пеленки!"

Ну, нет. Она никогда не станет дурой - Наташей. Она дождется брака не по принуждению, а по страстному желанию. В ее жизни все будет по-человечески.

…Они поженились осенью. Было еще тепло. Вера спала с открытым окном. Проснувшись она поняла, что что-то происходит. И это что-то было счастливое и радостное. Она не спешила открыть глаза. А когда открыла…

Вся комната была засыпана цветами. Белые, ярко-красные, фиолетовые. Они освещали комнату, превратив ее в сказку. "Так не бывает, - думала Вера. - Так просто в жизни не бывает".

На столике у ее кровати стоял букет ослепительных орхидей, в который был вложен конверт. На узкой полоске бумаги было всего три слова - "Стань моей женой".

Позже Вера узнала, что Митя уговорил парня, который менял разбитые уличные фонари, пригнать машину к Вериному дому глубокой ночью, Митя  влез в открытое окно и устроил ей праздник!

К десятилетию со дня свадьбы готовились долго и солидно: гости, важные персоны, приглашены за две недели. И Митя, и Вера, люди известные, добившиеся высокого положения, особенно Вера. Вчера ей позвонил министерский знакомый и по секрету сообщил, что ее рекомендуют на пост директора. Это был роскошный подарок. И она знала, что заслужила его, добилась.

Вера в последний раз проверяла список приглашенных. Сейчас придет Митя и они обсудят детали праздника, до которого осталось десять дней.

Сидя в кресле, Вера задремала. Ей снился кот, пушистый и  крутолобый. Он смотрел на Веру пристально и внимательно. Он за что-то укорял Веру и на сердце у нее от этого укора становилось все тяжелее и тяжелее.

Вера проснулась резко, как от толчка. Ее сон длился 15 минут. Какое-то мучительное чувство не давало ей покоя. Что хотел кот сказать? За что укорял? И совсем дурацкое чувство - она знала этого кота. Хорошо организованный ум Веры тут же принялся за работу - почему кот выглядит знакомым? У нее в доме никогда не было кошек.

Прошло два часа. Митя все не шел. А Вера мучилась, перебирая в памяти все, что связано с котами. К исходу четвертого часа, вскрикнув от неожиданного ответа, Вера поняла. Кот был из детской книжки. Была какая-то колыбельная, а про кота говорилось - "котенька-коток" и он то ли ребенка укачивал, то ли крал непослушных и неспящих. Этого она не помнила, книжка была у нее в раннем детстве, года в три. Потом она потерялась, а нарисованный кот, видимо, запомнился.

-Чего он хотел, этот "котенька"?

Ответ пришел вдруг, из глубины тела. Как она ненавидела эти женские вдруг. В ее организованной жизни "вдруг" не имеет права на существование. А вот поди ж ты, вдруг поняла, почувствовала.

…Еще вчера отметила задержку, усмехнулась про себя - "вот и хорошо, не до трудных дней, они у меня и так все трудные". Вера тяготилась и презирала "женские" проявления своего организма. Они не подчинялись ее воле, низводили до общего, животного уровня.

-Так вот в чем дело! А я-то думала, что навсегда избавлена от этого.

Вера и Митя давно смирились со своей бездетностью. Первое время Митя часто говорил о ребенке. Ждал его появления. Вера видела, что вокруг Мити сразу же собираются дети, где бы они ни были - у друзей, знакомых, просто сидели в сквере на лавочке. Что-то притягивало к нему детей. Вера понимала - "что-то" это Митина любовь к ним. Они, дети, ее чувствовали. Со временем Митя перестал "травмировать" Веру разговорами о детях. Он и не подозревал, что никакой травмы не было. Как не знал и того, что его добрая интеллигентная жена неузнаваемо меняется, когда речь заходит о  женщинах, собравшихся рожать, или о их  больном ребенке.

-Вы же кошки мартовские, вы рожаете, чтобы не работать, - кричала грозная начальница Вера своим подчиненным-женщинам.

Не знал он и том, что Веру на службе зовут между собой ведьмой. Это имя накрепко приросло к ней после того, как она уволила молодого талантливого конструктора. У него после родов болела жена. Годовалый сын сильно простудился. Когда Вера увидела, что больничный по уходу за ребенком выдан отцу, она действительно превратилась в ведьму, злую и жестокую. Она не понимала, как может умный человек тратить время на распашонки, кормление, градусники и прочую ерунду. Это удел дураков. Им все равно делать нечего. Каждый должен выполнять свою миссию: умный - преобразовывать мир, все остальные - выполнять указания умных и им же можно рожать детей.

Вера вспомнила, как смотрит Митя  на чужих детей.

-А может быть… Нет! Нет! Нет!

"Об этом и думать глупо. Да еще сейчас, когда все перейдет в мои руки. Быть директором - не карьера, это работа.

Это судьба, наконец. Столько лет готовилась, столько планов, столько идей. Нет. И думать не о чем. Быть самкой не мой удел. Увеличивать население умеют все. В этом-то без меня обойдутся".

Вера "уехала в командировку" на два дня. Большего она себе позволить не могла. Но и меньше тоже. Как ни гнала робкие мысли: "а может быть…", они возвращались. Митя, именно он, заставлял ее чувствовать вину. Она не хотела ребенка, но знала, как о нем мечтает муж. И этот его Ребенок начинал в ней свою самостоятельную жизнь. Она знала, что в ней уже живет человек…

Прошло еще восемь лет. На Вериных визитках к слову "Директор" прибавилось - "Генеральный". Она умела работать сама и умела заставить хорошо работать других. Они с Митей проводили все меньше времени. Изредка Вера замечала, что Митя странно смотрит на нее. Как-то слишком пристально что-ли. Но он был по-прежнему мил и внимателен к ней. Правда дома бывал редко и мало. Но Веру это устраивало: сама она бывала дома еще меньше и реже. Дело полностью заняло ее жизнь. Хотя нет, не полностью. Мите принадлежало довольно большое место в этой жизни. Она любила его. Только его. Он стал частью ее самой, она не могла представить своей жизни без него. И он это знал. Семейная жизнь не сделала любовь к Мите привычкой, бытом.

Вот уже двадцатый год она переживает ритуал их первой близости. Каждый год в одно и тоже время она опускает тяжелые шторы и бросает на пол плед. С того первого весеннего утра она хранит этот плед. И каждый раз расстилая его на ковре переживает свой первый восторг, свою боль и свое счастье. И как бы ни была сегодня редка и поспешна их телесная жизнь, она помнит: наступит весна и она опустит шторы…

Вера собиралась в длительную поездку за границу. Она порадовалась необходимости пройти медицинское обследование: обычно руки не доходят, а чувствует себя неважно. Вера не могла себе позволить роскоши болеть - это мешает работе.

Обследование заканчивалось визитом к гинекологу.

-Вера Николаевна, Вы знаете, что беременны?

Белый потолок над Вериной головой начал раскрываться, превращаясь в засасывающую воронку. Вере казалось, что ее внутренности, превратившись в бесконечную веревку, затягиваются этой воронкой. Бессмысленная тянущая боль выматывала душу и тело.

-Прекратите, пожалуйста, прекратите…

-Сестра, быстро три кубика…

Она болела месяц. Но даже теряя сознание, потребовала, чтобы ее положили в любое отделение кроме гинекологического. Она помнила о Мите.

…О том, что у Мити растет сын она узнала случайно.

После коллегии в министерстве Вере не хотелось возвращаться в кабинет. Жаркий летний день был годен только для дачи. Вера вспомнила, что уже три года обещает своим университетским, самым близким, друзьям приехать в их загородный дом. Вера знала, что Митя бывает у них часто, а она не могла выбрать даже несколько свободных часов.

И вот сейчас она позвонила Мите, хотела позвать с собой. На звонок никто не ответил. И Вера решила ехать одна, надеясь, что Митя там.

-Вот это будет сюрприз!

Машина шла быстро и ровно. Вера не заметила, как одолела длинный путь. Она остановила машину возле красивого большого дома. Дверь открыла незнакомая девушка. На всякий случай, Вера уточнила тот ли это дом. Услышав подтверждение, догадалась: "Это же сноха, жена Славика. А я у них  и на свадьбе не была".

Вера не смогла пойти на торжество и отослала с Митей подарок. Потом, кажется, даже не спросила, как прошла свадьба у друзей.

-Вы Аля, правда? Меня Вы не знаете. Я  к родителям Вашего мужа. А скажите, Аля, нет ли здесь Дмитрия Михайловича?

-Проходите, пожалуйста. Да, дядя Митя здесь. Он укладывает сына спать.

-Какого сына7

-Как какого? Своего, конечно. Митю-маленького. Он привез его к нам на всю неделю. Митина мама уехала в командировку.

Со второго этажа, по лестнице спускался Митя. Увидев его лицо, Вера поняла - вся дикость, нелепость, которую сказала Аля - правда.

Митя уходил тяжело. Он жалел ее. Пытался что-то объяснить. Вера молча собрала вещи и попросила не унижать ее объяснениями.

-С Богом, Митя. Ты выбрал свою судьбу. Нельзя жить на два дома. Это нечестно. Оставайся порядочным человеком.

Она понимала, что сам бы он не ушел. Он знал, что в ее жизни есть только работа и он.

Вера глушила себя работой как наркотиком. Прошло еще несколько лет. Она не встречалась с Митей, не отвечала на его звонки. Ни разу не была в том доме, где узнала про Митиного сына.

И вот сегодня проснулась от прикосновения нежной детской руки.

Вере нестерпимо захотелось погладить золотые головки, прижать к себе эту светящуюся прозрачность и хрупкость.

Она протянула руки к детям, они повернулись к ней и начали таять.

Дети снились Вере каждую ночь. Как мучительно хотелось услышать их голоса. Но они были безмолвны. Она могла смотреть на них бесконечно долго. Но как только протягивала к ним руки, они таяли. И исчезали. Чтоб прийти на следующую ночь.

Она умерла во сне. Диагноз при вскрытии - остановка сердца. У мертвой Веры было такое лицо, что старик-паталогоанатом вздрогнул, увидев его. Нестерпимый ужас, боль и  страх так исказили Верино лицо, что положив в гроб, ее закрыли кисеей с головой.

Смотреть в лицо не мог никто.