Крупный план. "Мистерия горы"
Nov. 29th, 2012 03:00 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
byddha_krishna1958
сценарий фильма "Молох" Александра Сокурова (1999)
Искусство кино, 1999
Сканирование и spellcheck – Е. Кузьмина http://bookworm-e-library.blogspot.com/
Юрий Арабов. Мистерия горы
Не уверен, что режиссеру следует писать о сценарии Юрия Николаевича Арабова. «Мистерия горы» — произведение самодостаточное и, возможно, не нуждавшееся в экранизации. Несмотря на предварительно существовавшую режиссерскую экспликацию, сценарий получился совершенно оригинальным, является значительным развитием первоначального режиссерского замысла и открывает свое содержание и для режиссера.
И все же «Мистерия горы» — произведение в первую очередь литературное со всеми соответствующими признаками. Современный читатель, достаточно знакомый с историческими фактами из жизни «героев», возможно, подивится смелости автора — увидит психологически мотивированные, простые, в конце концов, вполне понятные человеческие отношения.
Подчеркиваю: простые и понятные отношения. Нацизму только на первый взгляд предшествуют —социально-политические предпосылки — важно понять, что для его возникновения необходимо появление в человеческом обществе огромного числа несчастных людей и во главе этих несчастных должен встать самый несчастный из всех несчастных — Счастливый своим несчастием человек.
Видимо, необходимо предупредить наших возможных зрителей, что фильм «Молох» не является экранизацией предлагаемого вам текста — и по содержанию диалогов, и по некоторым драматургическим признакам вы найдете большие различия между сценарием и фильмом. В нашей совместной работе с Ю. Н. Арабовым так было всегда, ибо сценарист не раб кинематографического режиссера, а свободный литературный работник, и он вправе в пространстве своего художественного труда добиваться решения своих художественных задач. А. Сокуров
Ева Браун - Елена Руфанова
Адольф Гитлер - Леонид Мозговой
Йозеф Геббельс - Леонид Сокол
Магда Геббельс - Елена Спиридонова
Мартин Борман - Владимир Богданов
Будильник разбудил ее в шесть часов утра. Сквозь тяжелые шторы в комнату протискивался холодный хрусталь утра и освещал картину, висевшую на противоположной от кровати стене. Картина называлась «Акт» и изображала какую-то голую девку, что стояла на толстых коленях, в изнеможении откинув голову назад.
Обитательница спальни села на кровати и, сладко потянувшись, подавилась зевотой. Кровать ее была довольно странной, видимо, сделанной по специальному заказу, потому что переходила в небольшое кресло напротив изголовья, образуя с ним единое целое. Проснувшаяся вытащила из-под подушки дамскую сумочку и учинила в ней небольшой обыск. Платок, сердечные таблетки, кёльнская вода в пузырьке, маленький черный пистолет, театральный бинокль и круглый медальон с алой свастикой на крышке... Она щелкнула крышкой, и под свастикой неожиданно оказалась Дева Мария со Святым Младенцем. Прикоснувшись губами к их ликам, прошептала:
— Благодарю Тебя, Пресвятая Дева, за спокойную ночь и прошу даровать мне такой же спокойный день, чтобы близких мне дорогих людей миновали несчастья и болезни, чтобы в их душах поселилась любовь и спокойствие. Храни родителей моих, сестру, ребенка и мужа моего... Дай ему силы перенести тяготы и испытания, укрепи его дух в великом его поприще, дай ему любви и понимания окружающих... И помилуй меня грешную, прости и помяни в Царствии Твоем. Амен.
Приложив медальон к губам и ко лбу, она прихлопнула его крышкой со свастикой, положила на дно сумочки. Вскочила с постели и раздвинула тяжелые шторы. Верхушки гор освещались бледными лучами поднимающегося солнца. Кое-где белел неожиданно выпавший два дня назад снег. Небо было пронзительно-голубым.
Скинув ночную рубашку, она надела купальник, поверх него — голубое ситцевое платье. Перекинула через плечо махровое полотенце, выбежала из спальни. Поднимая ветер, спустилась по широкой лестнице на первый этаж, прорезала насквозь большой зал с длинным деревянным столом. Через пустую кухню и черный ход вылетела во двор. Там ее ждал велосипед. Прыгнула на него, как на коня, и весело, задорно помчалась по асфальтовой дорожке к пропускному пункту. Перед опущенным шлагбаумом даже не затормозила, а лишь требовательно звякнула велосипедным звоночком. Этого оказалось вполне достаточно, и шлагбаум услужливо полез вверх...
Она была плотной и ладно скроенной. Тридцатилетняя, с пушком на верхней губе, круглолицая и румяная блондинка с полноватыми, но тренированными ногами, она напоминала провинциальную девушку, которая своим крестьянским здоровьем и силой может поучить жизни любого горожанина.
Дом, в котором она обитала, стоял на горе, и для того чтобы спуститься в долину, нужно было какое-то время петлять по ленте шоссе, придерживая скорость и норовя со всего маху свалиться в тартарары... Но она и не думала жать на тормоз. Молодой ветер обжигал ее лицо, она летела, как птица, вниз. И вдруг запела во весь голос какую-то опереточную чушь, не совсем ясную и ей самой. Захохотала. Свернула на тропку и затряслась по кочкам. Лихо осадила велосипед у голубого озера, от одного вида которого становилось холодно.
Положила велосипед на землю, села на полотенце и, достав из сумочки деревянный гребень, расчесала им свои сбившиеся от полета волосы. Потом ее разобрало любопытство. Она вытащила театральный бинокль и начала внимательно разглядывать окрестности. В скалах над ней и в долине она без труда обнаружила окуляры различных оптических приборов, на линзах которых играло солнце, тем самым обнаруживая их тайное присутствие. Все окуляры были направлены в ее сторону.
— А пошли вы к чертовой матери! — просто сказала девушка.
Бросив бинокль в сумочку, она одним махом скинула с себя ситцевое платье и дерзко вошла в ледяную воду. Кожа ее покрылась белой сыпью, плечи передернула зябкая судорога. Весело вскрикнув, как кидаются в пропасть, окунулась и быстро поплыла, как бы отодвигая от себя жгучую воду, смеясь и фыркая...
Она вернулась в дом с букетом весенних полевых цветов и обнаружила, что обитатели его уже встали и, более того, приступили к сервировке длинного стола. Однако более всего ее изумило то, что в вазу были поставлены листья какого-то растения, весьма напоминавшие обыкновенную крапиву.
— Доброе утро, Кенненбергер. Что это такое?
— С добрым утром, фрейлейн Ева. Это крапива.
— Какая крапива?!..
— Обыкновенная, — сказал Кенненбергер. Его бледное, широкое, как лопата, лицо было совершенно непроницаемо и невозмутимо. — Растение со жгучими свойствами, первые побеги которого появляются уже в мае.
— Да я сама знаю, когда они появляются. Наставили в вазу какой-то сорняк!..
— Крапиву, — ровно и бесстрастно уточнил Кенненбергер. Ева с подозрением вгляделась в его одутловатое лицо.
— Вы или пьяны, или я помешалась... Выбросите ее к чертям собачьим!
— Невозможно, фрейлейн Ева.
— Это почему же?
— Получена информация. Крапива сегодня может оказаться небесполезной. И даже более того... приятной.
Здесь Ева несколько умерила свой пыл. На лице ее выразилось скорее отвращение, чем гнев.
— Вам было дано об этом письменное указание? — вкрадчиво осведомилась она.
— Нет.
— Радиограмма?
— Ни в коем случае!
— Тогда в чем же дело?
— У меня имеется устная информация, полученная через специальные каналы.
— Засуньте их в одно место! — грубо отрезала Ева.
— Что засунуть? — спокойно спросил Кенненбергер. — Информацию или каналы?
— Все засуньте, все, — и Ева даже топнула от возмущения ногой. — Я здесь хозяйка и не позволю, чтобы внутри дома произрастал какой-то сорняк!
Кенненбергер развел руками в фальшивом недоумении.
— И я имею кое-какие права. Я все-таки мажордом-интендант...
Но здесь их странный разговор был прерван появившимся в дверях слугой, который коротко и обреченно пробормотал:
—Сука...
От этого слова оба вздрогнули и в замешательстве уставились на вошедшего, потому что каждый принял сказанное на свой счет.
— Сука, — повторил слуга, — ощенилась.
Кенненбергер торжественно поднял указательный палец вверх.
— Это великий знак! — пробормотал он.
На псарне лежала здоровенная овчарка, в изнеможении откинув голову на солому, а у живота ее копошилось три слепых щенка, которые тыкались мордами в живот мамки и были скорее озадачены, чем обрадованы своим неожиданным появлением на свет из небытия. Над ними с любопытством склонились Ева, Кенненбергер и слуга Ханс, который сообщил эту новость.
— Всегда происходит что-нибудь такое в день его приезда, — благоговейно произнес мажордом. — То корова отелится, то на кухне вырастет гриб...
— Естественно, — согласилась Ева, явно успокаиваясь и оттаивая от предыдущего нервного разговора.
Слуга Ханс взял в руки одного щенка, и Ева погладила того по лобастой голове. Растрогавшись, она даже поцеловала его в морду.
— Он будет ужасно рад и счастлив! — выдохнула, зардевшись.
— Недаром его называют дающим жизнь, — пробормотал Кенненбергер. — А помните, фрейлейн Ева, как перед его приездом три года назад Гюнтер упал с крыши и повредил позвоночник?
— А это-то здесь при чем? — не поняла Ева.
— При том. Дающий жизнь ее же и забирает!..
Ева не нашлась что ответить на это. Еще раз потрепав щенка по холке, она вышла из псарни и направилась в дом.
Проходя через большой зал, где две женщины раскладывали возле тарелок серебряные ложки, Ева еще раз неодобрительно уставилась на крапиву, но не нашла в себе сил для того, чтобы предпринять решительные действия.
Поднялась к себе в комнату, поставила собранные цветы в вазу, взяла фланелевую тряпку и вышла на балкон.
Солнце уже стояло высоко, и веселые стрижи зачеркивали небо, летая туда-сюда и суетясь, как дети. Ева внимательно вгляделась в даль. Дорога была пуста.
Балкон оказался настолько широк, что охватывал собою несколько комнат второго этажа. Ева подошла к полураскрытой двери и тихонько протиснулась в темную комнату.
ДАЛЕЕ ЧИТАТЬ ЗДЕСЬ -
http://bookworm-e-library.blogspot.de/2008/12/1999-molokh-screenplay.html
Сканирование и spellcheck – Е. Кузьмина http://bookworm-e-library.blogspot.com/
Юрий Арабов. Мистерия горы
Не уверен, что режиссеру следует писать о сценарии Юрия Николаевича Арабова. «Мистерия горы» — произведение самодостаточное и, возможно, не нуждавшееся в экранизации. Несмотря на предварительно существовавшую режиссерскую экспликацию, сценарий получился совершенно оригинальным, является значительным развитием первоначального режиссерского замысла и открывает свое содержание и для режиссера.
И все же «Мистерия горы» — произведение в первую очередь литературное со всеми соответствующими признаками. Современный читатель, достаточно знакомый с историческими фактами из жизни «героев», возможно, подивится смелости автора — увидит психологически мотивированные, простые, в конце концов, вполне понятные человеческие отношения.
Подчеркиваю: простые и понятные отношения. Нацизму только на первый взгляд предшествуют —социально-политические предпосылки — важно понять, что для его возникновения необходимо появление в человеческом обществе огромного числа несчастных людей и во главе этих несчастных должен встать самый несчастный из всех несчастных — Счастливый своим несчастием человек.
Видимо, необходимо предупредить наших возможных зрителей, что фильм «Молох» не является экранизацией предлагаемого вам текста — и по содержанию диалогов, и по некоторым драматургическим признакам вы найдете большие различия между сценарием и фильмом. В нашей совместной работе с Ю. Н. Арабовым так было всегда, ибо сценарист не раб кинематографического режиссера, а свободный литературный работник, и он вправе в пространстве своего художественного труда добиваться решения своих художественных задач. А. Сокуров
Ева Браун - Елена Руфанова
Адольф Гитлер - Леонид Мозговой
Йозеф Геббельс - Леонид Сокол
Магда Геббельс - Елена Спиридонова
Мартин Борман - Владимир Богданов
Будильник разбудил ее в шесть часов утра. Сквозь тяжелые шторы в комнату протискивался холодный хрусталь утра и освещал картину, висевшую на противоположной от кровати стене. Картина называлась «Акт» и изображала какую-то голую девку, что стояла на толстых коленях, в изнеможении откинув голову назад.
Обитательница спальни села на кровати и, сладко потянувшись, подавилась зевотой. Кровать ее была довольно странной, видимо, сделанной по специальному заказу, потому что переходила в небольшое кресло напротив изголовья, образуя с ним единое целое. Проснувшаяся вытащила из-под подушки дамскую сумочку и учинила в ней небольшой обыск. Платок, сердечные таблетки, кёльнская вода в пузырьке, маленький черный пистолет, театральный бинокль и круглый медальон с алой свастикой на крышке... Она щелкнула крышкой, и под свастикой неожиданно оказалась Дева Мария со Святым Младенцем. Прикоснувшись губами к их ликам, прошептала:
— Благодарю Тебя, Пресвятая Дева, за спокойную ночь и прошу даровать мне такой же спокойный день, чтобы близких мне дорогих людей миновали несчастья и болезни, чтобы в их душах поселилась любовь и спокойствие. Храни родителей моих, сестру, ребенка и мужа моего... Дай ему силы перенести тяготы и испытания, укрепи его дух в великом его поприще, дай ему любви и понимания окружающих... И помилуй меня грешную, прости и помяни в Царствии Твоем. Амен.
Приложив медальон к губам и ко лбу, она прихлопнула его крышкой со свастикой, положила на дно сумочки. Вскочила с постели и раздвинула тяжелые шторы. Верхушки гор освещались бледными лучами поднимающегося солнца. Кое-где белел неожиданно выпавший два дня назад снег. Небо было пронзительно-голубым.
Скинув ночную рубашку, она надела купальник, поверх него — голубое ситцевое платье. Перекинула через плечо махровое полотенце, выбежала из спальни. Поднимая ветер, спустилась по широкой лестнице на первый этаж, прорезала насквозь большой зал с длинным деревянным столом. Через пустую кухню и черный ход вылетела во двор. Там ее ждал велосипед. Прыгнула на него, как на коня, и весело, задорно помчалась по асфальтовой дорожке к пропускному пункту. Перед опущенным шлагбаумом даже не затормозила, а лишь требовательно звякнула велосипедным звоночком. Этого оказалось вполне достаточно, и шлагбаум услужливо полез вверх...
Она была плотной и ладно скроенной. Тридцатилетняя, с пушком на верхней губе, круглолицая и румяная блондинка с полноватыми, но тренированными ногами, она напоминала провинциальную девушку, которая своим крестьянским здоровьем и силой может поучить жизни любого горожанина.
Дом, в котором она обитала, стоял на горе, и для того чтобы спуститься в долину, нужно было какое-то время петлять по ленте шоссе, придерживая скорость и норовя со всего маху свалиться в тартарары... Но она и не думала жать на тормоз. Молодой ветер обжигал ее лицо, она летела, как птица, вниз. И вдруг запела во весь голос какую-то опереточную чушь, не совсем ясную и ей самой. Захохотала. Свернула на тропку и затряслась по кочкам. Лихо осадила велосипед у голубого озера, от одного вида которого становилось холодно.
Положила велосипед на землю, села на полотенце и, достав из сумочки деревянный гребень, расчесала им свои сбившиеся от полета волосы. Потом ее разобрало любопытство. Она вытащила театральный бинокль и начала внимательно разглядывать окрестности. В скалах над ней и в долине она без труда обнаружила окуляры различных оптических приборов, на линзах которых играло солнце, тем самым обнаруживая их тайное присутствие. Все окуляры были направлены в ее сторону.
— А пошли вы к чертовой матери! — просто сказала девушка.
Бросив бинокль в сумочку, она одним махом скинула с себя ситцевое платье и дерзко вошла в ледяную воду. Кожа ее покрылась белой сыпью, плечи передернула зябкая судорога. Весело вскрикнув, как кидаются в пропасть, окунулась и быстро поплыла, как бы отодвигая от себя жгучую воду, смеясь и фыркая...
Она вернулась в дом с букетом весенних полевых цветов и обнаружила, что обитатели его уже встали и, более того, приступили к сервировке длинного стола. Однако более всего ее изумило то, что в вазу были поставлены листья какого-то растения, весьма напоминавшие обыкновенную крапиву.
— Доброе утро, Кенненбергер. Что это такое?
— С добрым утром, фрейлейн Ева. Это крапива.
— Какая крапива?!..
— Обыкновенная, — сказал Кенненбергер. Его бледное, широкое, как лопата, лицо было совершенно непроницаемо и невозмутимо. — Растение со жгучими свойствами, первые побеги которого появляются уже в мае.
— Да я сама знаю, когда они появляются. Наставили в вазу какой-то сорняк!..
— Крапиву, — ровно и бесстрастно уточнил Кенненбергер. Ева с подозрением вгляделась в его одутловатое лицо.
— Вы или пьяны, или я помешалась... Выбросите ее к чертям собачьим!
— Невозможно, фрейлейн Ева.
— Это почему же?
— Получена информация. Крапива сегодня может оказаться небесполезной. И даже более того... приятной.
Здесь Ева несколько умерила свой пыл. На лице ее выразилось скорее отвращение, чем гнев.
— Вам было дано об этом письменное указание? — вкрадчиво осведомилась она.
— Нет.
— Радиограмма?
— Ни в коем случае!
— Тогда в чем же дело?
— У меня имеется устная информация, полученная через специальные каналы.
— Засуньте их в одно место! — грубо отрезала Ева.
— Что засунуть? — спокойно спросил Кенненбергер. — Информацию или каналы?
— Все засуньте, все, — и Ева даже топнула от возмущения ногой. — Я здесь хозяйка и не позволю, чтобы внутри дома произрастал какой-то сорняк!
Кенненбергер развел руками в фальшивом недоумении.
— И я имею кое-какие права. Я все-таки мажордом-интендант...
Но здесь их странный разговор был прерван появившимся в дверях слугой, который коротко и обреченно пробормотал:
—Сука...
От этого слова оба вздрогнули и в замешательстве уставились на вошедшего, потому что каждый принял сказанное на свой счет.
— Сука, — повторил слуга, — ощенилась.
Кенненбергер торжественно поднял указательный палец вверх.
— Это великий знак! — пробормотал он.
На псарне лежала здоровенная овчарка, в изнеможении откинув голову на солому, а у живота ее копошилось три слепых щенка, которые тыкались мордами в живот мамки и были скорее озадачены, чем обрадованы своим неожиданным появлением на свет из небытия. Над ними с любопытством склонились Ева, Кенненбергер и слуга Ханс, который сообщил эту новость.
— Всегда происходит что-нибудь такое в день его приезда, — благоговейно произнес мажордом. — То корова отелится, то на кухне вырастет гриб...
— Естественно, — согласилась Ева, явно успокаиваясь и оттаивая от предыдущего нервного разговора.
Слуга Ханс взял в руки одного щенка, и Ева погладила того по лобастой голове. Растрогавшись, она даже поцеловала его в морду.
— Он будет ужасно рад и счастлив! — выдохнула, зардевшись.
— Недаром его называют дающим жизнь, — пробормотал Кенненбергер. — А помните, фрейлейн Ева, как перед его приездом три года назад Гюнтер упал с крыши и повредил позвоночник?
— А это-то здесь при чем? — не поняла Ева.
— При том. Дающий жизнь ее же и забирает!..
Ева не нашлась что ответить на это. Еще раз потрепав щенка по холке, она вышла из псарни и направилась в дом.
Проходя через большой зал, где две женщины раскладывали возле тарелок серебряные ложки, Ева еще раз неодобрительно уставилась на крапиву, но не нашла в себе сил для того, чтобы предпринять решительные действия.
Поднялась к себе в комнату, поставила собранные цветы в вазу, взяла фланелевую тряпку и вышла на балкон.
Солнце уже стояло высоко, и веселые стрижи зачеркивали небо, летая туда-сюда и суетясь, как дети. Ева внимательно вгляделась в даль. Дорога была пуста.
Балкон оказался настолько широк, что охватывал собою несколько комнат второго этажа. Ева подошла к полураскрытой двери и тихонько протиснулась в темную комнату.
ДАЛЕЕ ЧИТАТЬ ЗДЕСЬ -
http://bookworm-e-library.blogspot.de/2008/12/1999-molokh-screenplay.html
Эта запись была отложена. Автор в данный момент не находится в Интернете
