В «Молохе» нет ничего от случайной удачи, от того, что так любят режиссеры — вдруг получившегося фокуса, где все внезапно сошлось. Перед нами первоисточник, его можно доказательно опровергать или использовать, совершая труд понимания фашизма. А этот труд предполагает не только демонстрацию пошлости и нищеты (или, скажем, страха и брезгливости), но и точную локализацию той чарующей силы, которой обладает всякая музыка гибели. Ибо канал искусства позволяет передать структуру наваждения, в отличие от таких нетранслируемых компонентов эмоциональности, как щенячий восторг, телячьи нежности и вообще «звериная ненависть».
Итак, Гитлер прибывает на денек в свою высокогорную резиденцию, в отгороженное от мира приватное место. Вернее, приватным его почитают ближайшее окружение, однако эти люди заблуждаются: они не знают, что для гитлеров не существует приватных мест. Ближе к истине, скорее, священный трепет дальнего окружения — отборной охраны, допущенной в капище Молоха. В первых же кадрах перед нами предстает некий замок Нибелунгов, уходящий в заоблачную высь; в замке резвится, томится и предается неге прекрасная пленница — она же принцесса, возлюбившая дракона. Затем появляется Гитлер, он в зените своей славы и могущества, и даже его прозвище «бесноватый» на время забыто. Фюрер невзрачен, быть может, подчеркнуто невзрачен, однако никакой «психологической убедительности» нет и в помине; антураж снижающих бытовых подробностей лишь оттеняет одержимость, и фильм, собственно, о том, как и чем одержим главный поджигатель Второй мировой войны.
Устойчивый образ монстра или маньяка складывается обычно из кровавых деталей; голливудский злодей совершает злодеяния непрерывно, в каждом кадре доказывая свою злую волю. Расхожий гуманизм, напротив, предпочитает видеть в диктаторе воплощенную посредственность, маленького человечка, дорвавшегося до власти и теперь наверстывающего упущенное. Однако ни то ни другое не объясняет природу специфической одержимости
истинного жреца Молоха, того, кто ощутил вкус неразбавленной эссенции власти. Существует иерархия страстей, уходящая гораздо дальше разнузданности, некая школа безумия, в которой маркиз де Сад всего лишь первоклассник. В выпускном классе этой школы слишком человеческие желания уже позади, они перестают волновать и вызывают раздражение.
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
timeasmymeasure
no subject
Date: 2011-10-02 12:26 pm (UTC)Итак, Гитлер прибывает на денек в свою высокогорную резиденцию, в отгороженное от мира приватное место. Вернее, приватным его почитают ближайшее окружение, однако эти люди заблуждаются: они не знают, что для гитлеров не существует приватных мест. Ближе к истине, скорее, священный трепет дальнего окружения — отборной охраны, допущенной в капище Молоха. В первых же кадрах перед нами предстает некий замок Нибелунгов, уходящий в заоблачную высь; в замке резвится, томится и предается неге прекрасная пленница — она же принцесса, возлюбившая дракона. Затем появляется Гитлер, он в зените своей славы и могущества, и даже его прозвище «бесноватый» на время забыто. Фюрер невзрачен, быть может, подчеркнуто невзрачен, однако никакой «психологической убедительности» нет и в помине; антураж снижающих бытовых подробностей лишь оттеняет одержимость, и фильм, собственно, о том, как и чем одержим главный поджигатель Второй мировой войны.
Устойчивый образ монстра или маньяка складывается обычно из кровавых деталей; голливудский злодей совершает злодеяния непрерывно, в каждом кадре доказывая свою злую волю. Расхожий гуманизм, напротив, предпочитает видеть в диктаторе воплощенную посредственность, маленького человечка, дорвавшегося до власти и теперь наверстывающего упущенное. Однако ни то ни другое не объясняет природу специфической одержимости
истинного жреца Молоха, того, кто ощутил вкус неразбавленной эссенции власти. Существует иерархия страстей, уходящая гораздо дальше разнузданности, некая школа безумия, в которой маркиз де Сад всего лишь первоклассник. В выпускном классе этой школы слишком человеческие желания уже позади, они перестают волновать и вызывают раздражение.