byddha_krishna1958

Робин Гуд
Пересказ И. Токмаковой
Глава V
ОЧЕНЬ СТРАННЫЙ МОНАХ
Все в этом мире ходит следом одно за другим: свет и тень, успех и поражение, радость и печаль. Так уж этот мир устроен. Каменные стены сэра Ранульфа, прозванного благородным, спасли Робин Гуда и его товарищей. Это ли не радость? Но как гаснет веселый костер под проливным дождем, так их радость погасла от того, что сообщил им сэр Ранульф. От него впервые Робин Гуд и его друзья узнали, что их король Ричард Львиное Сердце попал в плен и что за него требуется непомерный выкуп.
Но Робин Гуд грустил недолго. Он принял решение. И оно вселило в него бодрость.
— Вот что, друзья мои, — сказал он. — Какое бы имя ни носил сейчас Роберт Фитцутс, граф Хантингдон, ни он, ни его верные стрелки не дадут погибнуть законному королю. Пусть трепещут все, у кого в кошельке звенят неправедные деньги. Отныне ни один из них не пройдет и не проедет свободно по Королевской дороге. И все деньги пойдут на выкуп короля Ричарда Львиное Сердце. Так ли я говорю?

— Так, Робин!
— Поможем королю!
— Да здравствует Кер де Лион, законный король!
Цель была ясна. К зеленым братьям вернулось хорошее расположение духа.
Дело близилось к осени, и листья в Шервудском лесу уже тронуло красным и желтым. Робин Гуд, Маленький Джон, Вилли Скарлет и еще несколько стрелков, отправившись на охоту, дошли аж до Бернесдейлского леса в Чешире. Куда–то запропастились олени, ну никак не было им в этот день охотничьей удачи!
И вот наконец что–то зашелестело в густых кустах лещины. Вилли Скарлет мгновенно выстрелил, почти наугад, и было слышно, как в кустах что–то тяжелое рухнуло на землю. Это оказался крупный олень–самец.
— Ну, брат Вилли, ты так метко стреляешь, тебе мог бы позавидовать сам Робин Гуд, — засмеялся Робин.
— Это что! — отозвался Вилли. — Вот знал я тут одного монаха. Тот, я тебе скажу, стрелок так стрелок. Ему, пожалуйста, завидуй, я разрешаю.
— Интересно! Как это — монах и вдруг — стрелок?
— И не только. Он и на дубинках драться мастер, и мечом владеет не хуже рыцаря–крестоносца.
— Ну, ты раззадорил меня, Вилли. Я хочу с ним познакомиться. Непременно. Не знаешь ли, где его найти?
— Говорят, он живет отшельником в пещере на правом берегу реки возле Кемпенхерста. Отшельникто он отшельник, но он там еще держит на реке переправу.
— Ох, дивны дела твои, Господи, — засмеялся Робин. — Чего только не бывает в доброй веселой Англии!
Наутро Робин Гуд оделся менестрелем.
— Робин, ты что, собираешься бродить от замка к замку и услаждать баронские уши пением старинных французских баллад? — с насмешкой заметил Кеннет Беспалый. — Не забудь прихватить с собою лютню!
— И еще для смягчения голоса проглоти десяточек сырых яиц! — подхватил Вилли Скарлет.
— И шелковый платочек возьми — утирать слезы красоткам! — съязвил Маленький Джон.
— Нет, братцы, я иду искать того монаха. Всегда лучше для начала притвориться кем–нибудь другим. Не обязательно всем знать, кто ты есть. Запомните этот добрый совет на будущее!
— Не искушай судьбу, Робин, — пробормотал Скарлет, сразу сделавшись серьезным.
— Послушай, давай я пойду с тобой, — предложил Маленький Джон. — Говорят, монах–то здоровенный, и отчаянный драчун.
Но Робин любил рисковать. Он никогда не испытывал страха. Это чувство «небоязни» было ему самому приятно. Оно вселяло в него веселость и давало ему ощущение полноты жизни.
Он помахал друзьям рукой, и тут же его статная фигура скрылась в густой зелени.
Робин шел по лесу напрямик по направлению к Гэмвеллу. А дойдя до реки, пошел вдоль берега, надеясь выйти к Кемпенхерсту. Там где–то должен быть брод. Видимо, странный монах как раз там и обнаружится.
Он шел и потихоньку напевал:
В зеленом Шервудском лесу
Звучит призывно рог. —
Несутся сорок молодцов
Сквозь чащу, без дорог…
Под ногами шуршала доживавшая свой век трава. Высоко над головой проплыл клин. От реки доносился медовый запах почему–то запоздавшей в своем цветении таволги.
Вскоре он дошел до переправы. На противоположном берегу, привязанная к колышку, кормой по течению, покачивалась лодчонка, а рядом на дубовом пне восседал огромных размеров толстяк. На нем было коричневое монашеское одеяние, макушка была выбрита. Странно только, что поверх рясы был у него кожаный пояс, а к нему был приторочен широкий меч. Возле него никого не было видно, но монах с кем–то разговаривал. По тому, как он поглядывал на растущий рядом граб, казалось, что именно с этим деревом он и ведет беседу.
— Охой! Перевозчик! — позвал его Робин. — Переправь меня через реку!
— Все в свое время, сын мой, все в свое время, — отозвался отшельник.
Прежде чем сесть в лодку, монах вырезал увесистую дубинку. Ею он и оттолкнулся от берега.
Причалив, святой отец оглядел Робина и скорчил гримасу.
— У–у-у, всего–то менестрель! У вас, бродячих певцов, разве когда–нибудь бывают деньги?
— Как, милый добрый отшельник, — улыбнулся Робин, — уж не собираешься ли ты меня ограбить?
— Нет, не собираюсь. Но вроде бы так ведется, что Божьи люди могут рассчитывать на милостыню.
— Кто же милостыню требует? Давать или не давать — это дело совести каждого.
— Ну, вот я и собираюсь, как служитель церкви, пробудить у тебя совесть, — сказал монах, косясь на свою дубинку.
— Ну, пожалуйста, сделай одолжение, я разрешу тебе порыться в моем кошельке.
И Робин притворился, будто отстегивает кошелек. Монах отложил по этому случаю в сторону свою дубинку, а Робин молниеносным движением выхватил меч из ножен и приставил его к толстой шее монаха.
— А вот теперь, Божий смиренник, ты переправишь меня на тот берег, и не в лодке, а в качестве коня.
Как будешь возражать, коли острый меч приставлен к твоему горлу?
— Охотно, — сказал монах, подставляя свою могучую спину. И, погрузившись по пояс в воду и намочив и рясу и исподнее, он живо перетащил Робина на другую сторону реки. Но, выйдя на берег, он так ловко передернул плечами, что Робин оказался распростертым на земле.
— Ну что, паренек? — спросил монах с издевочкой, наступая на лезвие его меча и выхватывая свой. — А теперь ты повезешь меня на тот берег — за лодкой. А то без лодки какой же я перевозчик!
И вся эта гора мяса и жира навалилась Робину на плечи.
— Ух! — только выдохнул Робин и побрел по воде. Но, дойдя до середины реки, он повторил жест толстого монаха и, передернув плечами, свалил его прямо в воду.
— Ну, молодец, ну, молодец! — бормотал монах, выбираясь на берег. — Ну, хороший парень, ну, сейчас я раскрою тебе череп дубинкой, да и дело с концом!
— Дубинкой так дубинкой, — весело откликнулся Робин. — Но, святой отец, прежде чем ты доберешься до моего черепа, дай–ка мне поесть, я голоден, как шерифова кошка.
— Ну что ж, сын мой, — согласился монах, откладывая дубинку в сторону и отжимая полы своей рясы. — Давай на этот раз — в лодку.
На той стороне оказалась сухая уютная пещерка, где толстый инок проводил свои дни в молитвах.
Он поставил на грубо сколоченный стол глиняную миску с вареными бобами и ковшик воды. Робин, давясь и икая, попробовал это есть.
— Да, святой отец, — сказал он. — И возлюбил же тебя Господь, что поддерживает такое огромное тело только водой и вареными бобами. Но, думается мне, что для заглянувшего к тебе прохожего, у которого водятся денежки, должна же быть у тебя какая–то более мирская пища, а?
И он показал монаху золотую монетку.
— Как не быть, — откликнулся монах, протягивая огромную свою лапищу за монеткой. — Как не быть!
Он отошел к стене пещеры и открыл искусно замаскированную кладовочку. Оттуда он выволок огромнейших размеров пирог с олениной и кожаную бутыль, в которой булькало не иначе как вино.
— Хо–хо! Вот это другое дело! — обрадовался Робин и принялся уписывать пирог с такой скоростью, что круглое лицо монаха стало на глазах вытягиваться огурцом.
Робин сжалился над ним.
— А ты, как видно, давно живешь отшельником, отец мой, — сказал он. — Ты забыл, что хотя бы простая вежливость требует, чтобы хозяин разделил трапезу с гостем. Это только докажет, что угощение доброкачественно и его безопасно есть.
— И в самом деле забыл! — засуетился монах. Он тут же отхватил кусок пирога и наполнил два рога из кожаной фляги.
— Уважаемый гость, — обратился монах к Робину, протягивая рог с вином. — Тебе не кажется также, что воспитанному гостю стоило бы представиться и назвать свое имя?
— Справедливо, — согласился Робин. — Но хозяину приличествует сделать это первому.
— Зови меня отец Тук. Я живу здесь отшельником, потому что не могу выносить подлостей аббата из аббатства Святого Квентина.
— Эту змею я знаю хорошо, — сказал Робин тихо, как бы про себя.
— Алчность и злоба, и прислуживанье власть имущим, и жестокость, и грубость — вот что цветет в аббатстве. И знаешь, сын мой, подумал я, а разве лес — не храм? Разве Богу менее угодно, если с Ним будут разговаривать под куполом небесным, хоралы будут распевать птицы? Ты ведь читал в Писании: «Дух дышит, где хочет», а значит, и в лесу.
— Позволь мне спросить тебя, отец Тук. Когда я подошел к реке, мне показалось, что ты разговаривал с грабом.
— И ты решил, что я тронулся умом? — засмеялся отец Тук. — Нет, милый. И деревья говорят, и травы, и звери. Все мы — творение Божье и должны друг друга понимать. Только в грехах мы погрязли и общий наш язык забыли.
— Ты хорошо говоришь. Ну а как же все это? — Робин кивнул на остатки пиршества.
— Душа не гибнет от хорошей еды, уверяю тебя, сын мой. Но ты–то все–таки кто такой? Сдается мне, что не бродячий певец, а?
— И у меня так же, как и у тебя, было раньше другое имя. Я узнал тебя, отец Майкл. Ты не просто монах, ты священник, удравший от ненавистного аббата. А я — Робин Гуд. Так зовут меня теперь.
— За здоровье Робин Гуда! — поднял отец Тук полный рог вина.
— Послушай, святой отец. Нам в Шервудском лесу нужен священник. Не безбожники же мы, в самом деле. Некому нас наставить на путь спасения! Пойдем со мной. И оленина на лесном костре отлично прожаривается и попахивает дымком. И шотландского эля у нас вдоволь. И молодцы мои — люди верные, надежные и веселые. И уж спуску не дадут аббату, попадись он только! Право же, пойдем. Прямо сейчас. А подраться на дубинках мы еще успеем.
— Ну что ж, — сказал отец Тук. — Пусть будет потвоему. Только погоди минутку. Не пропадать же в самом деле доброму вину.
И, вновь наполнив оба рога, он протянул один Робину и запел во всю свою могучую глотку веселую песню:
Что важно, скажи, для святого отца?
На свете прожить, не теряя лица.
Молиться? — Молиться!
Поститься? — Поститься!
А также отведать мясца и винца!
Запомни, дружок, и всегда повторяй:
Ты только для дела свой рот отворяй.
Не вредно для духа
Втолкнуть в свое брюхо
Побольше мясца и побольше винца!
Глава VI
СЭР РИЧАРД ЛИ
— Поститься очень полезно для здоровья, — сказал Робин Гуд.
На лице у отца Тука изобразились сомнение и тоска одновременно.
— Но! — сказал Робин. — Я пропостился уже целых три часа и думаю, самое время пообедать. Отец Тук, пригляди, чтобы ребята как следует накрыли на стол. А ты, Маленький Джон, давай–ка схлопочи гостя к обеду.
— Охотно, Робин.
— Да прихвати с собой Вилли. Мач, и ты собирайся. Только смотрите, не трогайте честных йоменов, бедных тружеников, и дайте спокойно проехать или пройти любой компании, в которой есть женщина. Поняли? Пусть она будет хоть норманнская баронесса.
— Так какого ты ждешь гостя? — спросил отец Тук у Робина. Он не очень еще привык к Шервудским обычаям.
— А птицу пожирнее! — засмеялся Робин. — Аббата. Или епископа, к примеру. И шерифа изловить тоже была бы удача. Его кошель никогда не бывает пустым. Сойдет и какой–нибудь рыцарь.
Маленький Джон, Вилли Скарлет и Мач, сын мельника, прихватив луки, как всегда, неслышно ступая в своих мягких остроносых сапогах, двинулись в сторону дороги, ведущей в Уотлинг. Это была старая дорога, построенная в незапамятные времена еще римлянами. Начиналась она в Дувре и дальше вела в Лондон, и, кажется еще дальше, через леса Средней Англии на Честер.
Дойдя до дороги, вся троица притаилась на опушке, но, как они ни вертели головами, ни с востока, ни с запада никто не появлялся.
Наконец Вилли Скарлет заметил рыцаря, едущего верхом на коне.
Но, Боже мой, что это был за рыцарь и что это был за конь!
Седок уныло глядел перед собой, взгляд его застыл, и, казалось, он не видит дороги и не замечает ничего вокруг. На нем был какой–то изодранный плащ с капюшоном и сапоги, на которых никаким чудом не удержались бы шпоры, так они были разношены. У бедной лошади ввалились бока и торчали ребра. В нечесаной гриве было полно репьев. От обоих веяло такой тоской, такой неизбывной бедой, что Маленький Джон засомневался было, уж не оставить ли бедолагу в покое. Но Маленькому Джону очень хотелось есть, а Робин велел непременно кого–нибудь привести к обеду. Он вышел на дорогу и схватил лошаденку под уздцы.
— Добро пожаловать в наши леса, сэр рыцарь, — сказал он учтиво. — Мы тебя давно уже поджидаем. Наш хозяин в рот ничего не берет, все ждет тебя к обеду.
Рыцарь откинул капюшон. Это, безусловно, был сакс, потому что норманны брили бороду, а у этого была курчавая, русая с проседью бородка, светлые глаза и очень мягкая, добрая улыбка.
— Ты принял меня за кого–то другого, приятель. Меня никто не знает в этих краях. И поэтому никто тут ждать не может.
— Уверяю тебя, я послан именно за тобой. Окажи нам честь и отобедай с нами.
— Но кто же послал тебя? — недоумевал рыцарь.
— Меня послал Робин Гуд. Знакомо ли тебе это имя?
— Я слышал о нем, — отвечал рыцарь. — Люди говорят о Робин Гуде как об отважном и независимом человеке, который не покоряется ни аббатам, ни норманнским баронам. И еще ходят слухи, что он помогает простым людям и многих уже выручил из беды.
— Все это — чистая правда, сэр, а потому не будем больше мешкать.
Сильная рука верзилы крепко держала уздечку его коня. К тому же рыцарь действительно был голоден.
— Ну что ж, — согласился он. — Я последую за тобой, если ты укажешь мне путь.
— Добро пожаловать, благородный рыцарь!
Так приветствовал прибывшего Робин Гуд, когда Маленький Джон, Вилли Скарлет и Мач доставили грустного седока на поляну, где в самой глуши леса рос огромный дуб.
— Ты, верно, долго был в пути, — продолжал Робин. — У тебя усталый вид. Прошу тебя, будь нашим гостем. Обед уже давно готов.
И он подвел прибывшего к столу.
А на столе были разложены горы хлеба, и стояли большие кожаные бутыли с вином, и было сколько душе угодно жареных лебедей и фазанов, и много рыбы, выловленной в прозрачных водах лесного ручья, не говоря уже о запеченной на вертеле оленине. Как принято с давних пор говорить в Англии — стол стонал от изобилия.
— Спаси тебя Господь, Робин Гуд, а также всех твоих молодцов. Давно уже не приходилось мне сидеть за таким роскошным пиршественным столом. Знай, что я бедный и несчастный рыцарь, сломанный жизненными напастями. Зовут меня сэр Ричард Ли.
— Расскажи нам потом о себе, — сказал Робин, — но сначала утоли голод.
Отец Тук, умильно сложив руки на животе, прочел молитву, и все принялись за еду.
И был этот пир таким дружеским и веселым, что сэр Ричард Ли ненадолго забыл о своих печалях.
А Робин все подкладывал и подкладывал ему на большую деревянную тарелку самые лучшие кусочки.
— Благодарю тебя, благородный Робин Гуд. Я не ел так много аж с самого Михайлова дня. Если Бог даст мне снова жить в этих краях, я угощу тебя столь же роскошно, поверь мне.
И сэр Ричард Ли стал собираться в путь.
— Повремени немного, рыцарь, — сказал Робин. — Наш обычай таков — всякий, вкусивший хлеба за нашим столом, оставляет за это плату.
Рыцарь ответил ему горьким смехом.
— Мне не хватит средств расплатиться хотя бы за один кусок, не говоря уже о столь богатом угощении. В моем кошельке — всего десять серебряных шиллингов.
— Пожалуйста, не прими это в обиду, рыцарь. Но у нас принято проверять, правду ли говорит наш гость. Пойди, Маленький Джон, отвяжи поклажу от седла и проверь содержимое.
Затем, снова повернувшись к гостю, Робин продолжал:
— Если ты сказал правду, ни одного пенни из твоих денег мы не тронем. И если тебя в самом деле одолела нужда, мы готовы помочь тебе, чем сможем. Никто из обитателей Шервудского леса никогда не относился к благородному рыцарю с презрением изза его бедности.
Тем временем Маленький Джон расстелил на траве плащ и вытряхнул на него содержимое седельных мешков. Оттуда вывалились скудные пожитки рыцаря и выкатились ровно десять серебряных монеток. И не было в этих мешках решительно ничего, что имело бы какую–либо ценность.
Маленький Джон поспешил доложить:
— Рыцарь сказал истинную правду. Я ничего не обнаружил, кроме объявленных десяти шиллингов.
Робин кивнул и обратился к гостю:
— Скажи же, благородный рыцарь, почему же ты так обеднел? Разбазарил свое имущество на женщин? Проиграл в карты? Неумело вел хозяйство?
— Нет, клянусь святым Бернардом, Робин Гуд, все обстоит вовсе не так. Дело в том, что моего близкого друга, сэра Энгельрика, взяли в плен сарацины. Он сопровождал его величество короля Ричарда Первого в походе за освобождение Гроба Господня. И вот эти нехристи потребовали за него выкуп. Надо было отдать шестьсот золотых, а я смог набрать только двести.
— Да, — вздохнул Робин. — Нам всем тоже предстоит собирать выкуп, да побольше, чем шестьсот золотых. Наш король пленен. Но не в Палестине, а в Европе. И находится в неизвестном месте. А выкуп требуется огромный.
— Увы, — вздохнул рыцарь.
— Но что же было дальше? — спросил Робин. Зеленые стрелки окружили Робина и рыцаря, с сочувствием слушая его историю.
— Я заложил одному аббату за четыреста золотых свой замок и родовые земли и выкупил друга. Но завтра в полдень истекает срок моей закладной. А я не смог собрать к сроку эти четыреста золотых, и вот завтра, если аббат не даст мне отсрочку, я остаюсь гол, бесправен и нищ.
— И нет у тебя друзей, которые могли бы тебя выручить? — поинтересовался Маленький Джон.
— Были, — отвечал рыцарь. — Много их было, когда я был весел, богат и щедр.
— А что за аббат, который дал тебе мизерную сумму в четыреста золотых за родовой замок и наследственные земли? Кто этот сквалыга?
— Настоятель аббатства Святого Квентина в Йорке.
— Так вот это кто! — воскликнул Робин.
— Ты встречался с ним?
— Встречался. И надеюсь встретиться еще, — посуровев, ответил Робин Гуд.
Всех очень растрогала печальная повесть, которую поведал о себе благородный рыцарь сэр Ричард Ли. Вот как об этом поется в одной старинной балладе:
И Маленький Джон слезу смахнул,
И Вилли Скарлет, и Мач.
Им рыцаря жаль.
Не скрыли печаль
Что мальчик, что бородач…
Робин Гуд поднялся из–за стола. Его щедрое сердце не выдержало:
— Маленький Джон! Отправляйся в пещеру и отопри тот самый сундук. Ни аббат, ни епископ, никто не посмеет сделать благородного сакса нищим.
Маленький Джон удалился и вскорости вернулся с двумя увесистыми мешочками.
— Ты посчитал как следует, друг мой?
— Да, Робин. Весь долг и еще немножечко, чтобы рыцарю продержаться какое–то время.
— Хорошо! — одобрил Робин. — Но приличествует ли рыцарю щеголять в таком изношенном одеянии? Отмеряйте ему как следует зеленого и красного линкольнского сукна. И выдайте–ка ему пару новых сапог и к ним — золоченые шпоры.
Вилли Скарлет и Мач кинулись к запасам сукна.
— Давай–ка, Мач, мой мальчик, разматывай сукно да отмеряй пощедрее!
— Чем же мы будем мерить, Вилли?
— А добрый лук, по–твоему, плохая мера?
И они стали весело отмерять и зеленое и красное сукно, наматывая его на лук.
Они принесли сукно, и еще роскошный пурпурный плащ, и пару добротных сапог, и к ним — звонкие золоченые шпоры.
Рыцарь то смеялся, то плакал от счастья.
— Когда мы снова увидим тебя, сэр Ричард? — спросил Робин.
— Даю вам всем свое рыцарское слово, что ровно через год я верну вам долг. Сэр Ричард Ли еще ни разу в жизни своего слова не нарушил.
И он отправился в аббатство Святого Квентина счастливый и окрыленный.
Аббат, настоятель монастыря Святого Квентина, сидел за изобильно накрытым столом. Напротив восседал лорд судья, которого он пригласил не только ради того, чтобы он разделил с ним трапезу. Судья мог понадобиться, чтобы быстро оформить бумаги на владения сэра Ричарда в том случае, если он не успеет вернуть долг. Время близилось к полудню, и настроение аббата улучшалось и улучшалось.
— Если он не покажется сегодня, то лишится всего своего имущества. Но так ему и надо, этому гордецу, — разглагольствовал аббат.
Его помощнику, отцу приору, было все–таки жаль рыцаря.
— Но ведь он одолжил деньги для благородного дела, — сказал приор. — Что, если он еще не вернулся из Палестины, куда он повез выкуп?
— Вам бы лучше помолчать, — сердито отозвался аббат. — Разве закон не на нашей стороне?! И в результате аббатство станет еще богаче. Вам что, это в убыток, что ли, отец приор?
— Почем знать. Может, его уже давно убили сарацины или разбойники повесили в лесу на дубовом суку? — меланхолично заметил келарь, толстенный монах, который заведовал в аббатстве продовольственными и винными погребами.
— Что вы обо всем этом думаете, лорд судья? — спросил аббат.
— Да ничего не думаю, — отозвался судья. — Не придет он, и все.
Затем, слегка подумав, он оторвал кожу от дикой утки и положил ее перед собой на глиняную тарелку. И всем им было невдомек, что в это самое время сэр Ричард Ли уже подъезжает к воротам аббатства. Скинув малиновый плащ, он оказался в прежнем своем — ветхом и драном. Спрятав мешки с золотом под полой, рыцарь вошел в трапезную. При виде его аббат побледнел, и лицо его вытянулось.
— Принес денег? — резко спросил он, не отвечая на приветствие вошедшего.
— Ни пенни.
— Ага.
На жирное лицо аббата вползла улыбка, и он, отрезав себе хороший кусок сочного мяса, насаженного на вертел, набил им рот и начал жевать.
— Зачем же ты явился сюда? — заговорил он с набитым ртом.
— Просить отсрочки.
Сэр Ричард Ли опустился на колени.
— Ни дня, ни часа, ни минуты!! — взревел аббат. — Вот тебе десять золотых, — обратился он к судье, — займись, пожалуйста, бумагами, перепиши имения и замок Ричарда Ли на аббатство Святого Квентина.
Лорд судья радостно схватил деньги и выпил винца за здоровье аббата.
— Разве вы не вступитесь за меня, высокочтимый лорд судья? — умоляющим голосом спросил сэр Ричард.
— Как же я могу, раз аббат мне уже заплатил? — возразил судья.
— Убирайся отсюда, ты — лживый рыцарь, не выполняющий своих обещаний. Вон!
Сэр Ричард вскочил с колен и придвинулся к аббату, сжимая кулаки.
— Лживым я никогда не был. На! Возьми свои деньги и немедленно верни мне закладную! — прокричал он в гневе, один за другим швыряя на стол оба мешочка с золотом. — Никогда, никогда не достанутся земли Ричарда Ли тебе, бесстыдный и безжалостный аббат!
Проговорив это, сэр Ричард вырвал из рук судьи свою закладную и поспешно покинул аббатство.
На зубчатой стене замка стояла женщина, красивая и печальная, и пристально глядела на дорогу. Неделю назад ее муж, сэр Ричард Ли, отправился в аббатство Святого Квентина в Йорке просить отсрочки уплаты по закладной. Она знала, что аббат — алчный, крутой, жестокий человек. Надежды было мало. Она была готова встретить своего мужа и остаться с ним на всю жизнь в нищете. Она любила его. Но она не переставая молила Господа о чуде и в глубине души в это чудо верила.
Под вечер она услышала цокот копыт, и был он какой–то неожиданно звонкий, добрый и веселый. Стражник трижды протрубил в рог, что означало, что прибыл сам хозяин, и опустил подъемный мост. Ворота замка распахнулись, и рыцарь въехал во внутренний, мощеный двор.
Супруга, опережая слуг, первой выбежала ему навстречу.
— С возвращением домой, дорогой мой! — воскликнула она. — У тебя такой веселый вид, что, верно, аббат сжалился над нами!
— Погибель на этого аббата! — воскликнул сэр Ричард. — Если бы мы положились на его милость, мы бы побрели сейчас по дороге с протянутой рукой. Радуйся, женушка, и замок и земли — наши! И все это благодаря благороднейшему, великодушнейшему Робин Гуду!
— С этого дня я буду поминать его в своих молитвах, — сказала она.