Слово. Первозвук Поэта
Aug. 18th, 2014 06:10 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
byddha_krishna1958"Положение любящего таково, что он будто бы неожиданно оказывается в самом центре круга, то есть там, где известное и непостижимое сходятся в единственной точке и отдаются ему во владение во всей своей полноте, однако же все частности при этом уравниваются.
Поэту такой сдвиг не подходит, потому что он должен держать в уме все разнообразие частностей, ведь он намерен использовать всю постижимую для чувств широту, и потому он не может не желать по возможности расширить границы каждого из чувств, чтобы его восторг сумел, собравшись, одним прыжком перемахнуть через все эти пять чувств, пять садов".
Райнер Мария Рильке
Первозвук
COLTA.RU впервые публикует по-русски эссе Райнера Марии Рильке
в переводе Анны Глазовой
"Должно быть, фонограф был изобретен незадолго до того времени, когда я был школьником. Во всяком случае, он был в центре всеобщего внимания и изумления, и так, наверное, объясняется то, что наш учитель физики, любитель мастерить разнообразные хитрости, поручил нам собрать такой прибор из подручного материала. Для этого понадобилось немногое: лист гнущегося картона, свернутый в воронку; лист непроницаемой бумаги наподобие той, которой закрывают банки с вареньем; этим листом заклеили узкое горло воронки и, таким образом, смастерили мембрану для уловления колебаний, а в ее центр, наконец, вставили вертикальный шип, сделанный из жесткой щетины со щетки для платья. Из этого нехитрого набора соорудили одну из половин загадочной машины, ее приемный и передаточный механизмы; оставалось изготовить записывающую часть — валик, вращаемый кривошипом и вплотную придвинутый к пишущей игле. Я не помню, из чего мы сделали валик, но нашелся подходящий цилиндр, и мы в меру способности покрыли его тонким слоем свечного воска. Едва воск успел немного остыть и затвердеть, как мы с нетерпением, разгоревшимся за работой, поспешили, расталкивая друг друга, убедиться в успехе нашего предприятия. Можно без долгих объяснений представить себе, в чем оно заключалось. Тот или иной из нас говорил или пел в воронку, а игла, торчавшая в мембране из пергамента, записывала звуковую волну на податливой поверхности медленно вращавшегося валика. Когда же потом мы проигрывали валик, позволяя игле повторять свой же путь (уже закрепленный лаком), из бумажного раструба доносился дрожащий, нетвердый, но наш, узнаваемый тон, пусть и не слишком отчетливый, обрывающийся, неописуемо тихий, с запинками. Каждый раз это действовало на нас безотказно. Наш класс не принадлежал к самым спокойным, и, должно быть, не много случалось мгновений, когда в нем воцарялась такая полная тишина. Но ведь и само явление из раза в раз не становилось менее удивительным, оно действительно поражало до трепета. Люди оказались перед лицом в некотором смысле совсем новой реальности, точнее, самого нежного ее зачатка, и к нам, детям, обращалось — пусть пока еще несказанно неловко и словно моля о помощи — нечто, превосходящее всякое воображение. В тогдашний момент и потом еще долгие годы спустя я думал, что мне навсегда запомнится именно звук, который мы записали и сохранили. Но оказалось иначе — это и есть причина, по которой я сейчас пишу эти заметки. Не звук из раструба оказался решающим, как показала память, а следы, оставленные иглой на валике. Именно они оказались для меня единственными в своем роде.
.....................
Читать полностью здесь -
http://www.colta.ru/articles/literature/3721
Поэту такой сдвиг не подходит, потому что он должен держать в уме все разнообразие частностей, ведь он намерен использовать всю постижимую для чувств широту, и потому он не может не желать по возможности расширить границы каждого из чувств, чтобы его восторг сумел, собравшись, одним прыжком перемахнуть через все эти пять чувств, пять садов".
Райнер Мария Рильке
Первозвук
COLTA.RU впервые публикует по-русски эссе Райнера Марии Рильке
в переводе Анны Глазовой
"Должно быть, фонограф был изобретен незадолго до того времени, когда я был школьником. Во всяком случае, он был в центре всеобщего внимания и изумления, и так, наверное, объясняется то, что наш учитель физики, любитель мастерить разнообразные хитрости, поручил нам собрать такой прибор из подручного материала. Для этого понадобилось немногое: лист гнущегося картона, свернутый в воронку; лист непроницаемой бумаги наподобие той, которой закрывают банки с вареньем; этим листом заклеили узкое горло воронки и, таким образом, смастерили мембрану для уловления колебаний, а в ее центр, наконец, вставили вертикальный шип, сделанный из жесткой щетины со щетки для платья. Из этого нехитрого набора соорудили одну из половин загадочной машины, ее приемный и передаточный механизмы; оставалось изготовить записывающую часть — валик, вращаемый кривошипом и вплотную придвинутый к пишущей игле. Я не помню, из чего мы сделали валик, но нашелся подходящий цилиндр, и мы в меру способности покрыли его тонким слоем свечного воска. Едва воск успел немного остыть и затвердеть, как мы с нетерпением, разгоревшимся за работой, поспешили, расталкивая друг друга, убедиться в успехе нашего предприятия. Можно без долгих объяснений представить себе, в чем оно заключалось. Тот или иной из нас говорил или пел в воронку, а игла, торчавшая в мембране из пергамента, записывала звуковую волну на податливой поверхности медленно вращавшегося валика. Когда же потом мы проигрывали валик, позволяя игле повторять свой же путь (уже закрепленный лаком), из бумажного раструба доносился дрожащий, нетвердый, но наш, узнаваемый тон, пусть и не слишком отчетливый, обрывающийся, неописуемо тихий, с запинками. Каждый раз это действовало на нас безотказно. Наш класс не принадлежал к самым спокойным, и, должно быть, не много случалось мгновений, когда в нем воцарялась такая полная тишина. Но ведь и само явление из раза в раз не становилось менее удивительным, оно действительно поражало до трепета. Люди оказались перед лицом в некотором смысле совсем новой реальности, точнее, самого нежного ее зачатка, и к нам, детям, обращалось — пусть пока еще несказанно неловко и словно моля о помощи — нечто, превосходящее всякое воображение. В тогдашний момент и потом еще долгие годы спустя я думал, что мне навсегда запомнится именно звук, который мы записали и сохранили. Но оказалось иначе — это и есть причина, по которой я сейчас пишу эти заметки. Не звук из раструба оказался решающим, как показала память, а следы, оставленные иглой на валике. Именно они оказались для меня единственными в своем роде.
.....................
Читать полностью здесь -
http://www.colta.ru/articles/literature/3721
