byddha_krishna1958

Мистик Дюрер прожил жизнь в сомнениях. Практичный Кранах прекрасно чувствовал, что и когда нужно делать. Чего бы ни касалась его рука — кисти или кошеля с деньгами, — результаты оказывались превосходными.

Люксембургский дворец долго пробыл на ремонте, и к тому времени, когда была анонсирована экспозиция «Кранах и его время», многие парижане успели разувериться, что помещение вообще возвратится к статусу выставочного зала.

Отметим, что идея «дворцы — народу» ничуть не революционна или по меньшей мере являет собой радикальный плагиат: Люксембургский дворец, построенный в регентство Марии Медичи, был открыт в качестве выставочного зала для широкой публики в 1750 году, намного раньше Лувра, превращённого в музей в недоброй памяти 1793 году.

Без язв

Лукас Кранах был художником из народа, но не для народа. Непризнанность, сомнения в своих силах, творческие метания и, наконец, постоянное безденежье или, как сомнительная альтернатива, цеховые междоусобицы — все эти артистические язвы обошли Кранаха стороной.

Он родился крепким сметливым бюргером и оставался им всю свою долгую жизнь, несмотря на между делом полученное дворянское звание.

Кранах был придворным живописцем, служил самым могущественным и нетривиальным вельможам своего времени и переживал своих высокорожденных заказчиков одного за другим.

Место работ Кранаха — в настоящих дворцах или уж в таких дворцах, где гарь от революционных костров удалось оттереть и закрасить.

Современный зритель — это не люмпен с открытым ртом, не забывающий поскрести корявым ногтем позолоту на каких-нибудь завитках.

Современный зритель знает, что даже чистое искусство поддаётся анализу. Вот на такого-то зрителя, для которого не в новинку ни полотна Лукаса Кранаха, ни дворцы во всех их функциях, и рассчитана экспозиция.

Даже самый случайный из посетителей выставки вспомнит если не изысканно-рахитичных ню на густом тёмном фоне, то серию портретов Мартина Лютера или Филиппа Меланхтона, воспроизведённых во всех учебниках новой истории.

Ничего удивительного, наследие Кранаха огромно — около пяти тысяч картин, вышедших из-под его собственной кисти и из-под кисти художников его мастерской (авторство не всегда удаётся установить), и крупнейшие художественные галереи мира обычно имеют в своих коллекциях одну-две картины Кранаха.

Кроме того, основные картины растиражированы в миллионах репродукций и, наконец, оцифрованы и доступны онлайн в тончайших деталях.

Возможно, именно последнее обстоятельство способствует демократизации «живых» экспозиций: никаких верёвок, натянутых за полтора метра от экспонатов; к картинам можно подойти вплотную.

Возможность микровзгляда — одна из примет времени, так же как и необходимость макровзгляда, объясняющего контекста.

Контекст

Итак, займёмся контекстом. Лукас Кранах родился в 1472 (по другим сведениям — 1475) году в Верхней Франконии, в городке Кронах, от которого и происходит его фамилия.

О детстве и юности Кранаха практически ничего не известно. Фамилия его отца была то ли Мюллер, то ли Молер, то ли Малер. Впрочем, Малер — возможно, не фамилия, а род занятий: художник. Известно, что начальное обучение Кранах получил от отца.

Из школы отцовской Кранах попадает в дунайскую школу — этим термином в конце XIX века названо художественное направление, существовавшее в Вене при дворе императора Максимилиана I.

Именно в Вене Лукас из Кронаха стал подписываться как Lucas Cranach, на латинский манер заменяя «K» на «C». Кранах провёл в Вене четыре года. То ли к началу венского периода, то ли к концу относится поездка в Нюрнберг и знакомство с Дюрером.

История вяжет первый (из известных нам, конечно) интересный узел: Кранах (1472—1553) и Дюрер (1471—1528) были практически ровесниками, писали одних и тех же властителей и могли бы стать идеальными Кастором и Поллуксом немецкого Ренессанса, если бы оба не оказались бессмертны.

Дюрер — больше, чем просто художник, он полимат, ренессансный homo universalis. Кранах же заполняет своим крепким немецким телом и не менее крепким духом звание художника до последнего укромного закоулка. Ничего не торчит наружу, никаких провалов и пробелов. Чистое искусство — буржуазная концепция.

В немецком Ренессансе её практикует не мистик Дюрер, а крепко стоящий на земле бюргер Кранах. Так случается нередко: там, где на первый взгляд наблюдается прозрачнейшний пуризм, нужно предвидеть клубок противоречий.

У Кранаха не найдёшь оригинальных сюжетов. Все они заимствованы у коллег, и выставка даёт прекрасно это почувствовать.

Дюреровская меланхолия — продуктивное кабинетное состояние, оттенённое приличествующими случаю предметами. Кранаховская меланхолия — банальная грусть. Собака, ангелы, шар — все дюреровские детали повторяются и у Кранаха, но, кажется, единственная их цель — заполнить плоскость деревянной панели.

Новаторство Кранаха — только в стиле, и именно это — узнаваемость стиля — делает его художником Нового времени, а не специфические биографические обстоятельства.

Другие узлы

История завязывает ещё один интереснейший узел: в одно время и в одном месте оказываются величайший художник своего времени и величайший разрушитель — и всё это при дворе очень нетривиального правителя.

Впрочем, тут обошлось без руки судьбы: курфюрст саксонский Фридрих III Мудрый пригласил к Виттенбергскому двору обоих: и художника, и теолога.

Отсюда немалое количество портретов Лютера в разных возрастах жизни и в разных социальных и религиозных статусах. В тот момент, когда у отлучённого Лютера начинала зарастать ненужная теперь тонзура, Реформацию ещё можно было остановить. Католической церкви следовало бы предать анафеме Фридриха Мудрого.

Кранах и здесь показал себя настоящим художником: он рисовал своих святых и ангелов, и тут явился Реформатор (на деле же Революционер), и живописец не бросает на дорогу свои краски, не посыпает голову пеплом и не пытается пройти сквозь игольное ушко нового благочестия.

Он продолжает рисовать, достигая максимально допустимой сюжетной свободы да отдавая долг портретам Лютера в чёрных шапках, но оставаясь добрым католиком в той мере, какая была необходима, чтобы не перекрыть доступ к церковным заказам.

Дюрер тоже отреагировал на явление квазимессии практическим образом, хотя влияние Лютера на Дюрера не было таким уж большим.

Как и следовало ожидать, изысканный и просвещённый Дюрер не слишком увлёкся грубоватыми теориями мужлана Лютера. Но всё-таки Лютер оказывает кое-какое воздействие и на Дюрера, а именно психотерапевтическое.

Дюрер, как человек творческий, не был свободен от терзаний, метаний и глубокой удручённости. По Лютеру же, человеческая печаль есть воздействие тёмных сил и, следуя этой логике, нужно гнать от себя любую грусть, постоянно поддерживая себя в жизнерадостном состоянии.

Приходится признать, что Лютер — настолько мощная фигура, что интересен и полезен самым разным людям, порой совсем неглупым.

Учение Лютера оказалось достаточно универсальным, чтобы закрывать прорехи в индивидуальных, вовсе не протестантских мировоззрениях. Это только одно из противоречивых свойств протестантизма.

Не прелюбодействуй!

Казалось бы, протестантизм — учение морализаторское, ничего общего не имеющее с мистикой. Тем не менее протестантская мистика вполне существует, пусть исключительно теоцентрическая и ещё дальше отодвигающая человека от небес.

Протестантизм угрюм, антиэротичен, но его родоначальник отступил от целибата, был счастлив в браке и имел шестерых детей. (Кранах неоднократно писал и Катарину фон Бора, жену Лютера.)

Протестанты варварски забеливают фрески, выламывают статуи. Тем не менее все прекрасные в своей неправильности и своей каноничности, светящиеся на тёмном фоне тела богинь и граций написаны в эпоху Реформации, благодаря ей и вопреки ей.

На репродукциях не всегда заметно, что тёмный фон не так уж однороден: на нём масса выписанных золотом предупреждений в духе «Не прелюбодействуй».

Искусство, пытаясь распространиться на сопредельные области, переливается через край и порождает кризисы. Чистое искусство преспокойно допускает существование в бэкграунде занятий, казалось бы, несовместных.

При случае Кранах купил аптеку, книжную лавку, виноградник и издательский дом. Дюрер находился под влиянием итальянцев. Кранаху было достаточно влияния Дюрера.

В 1524 году Кранах вновь наносит визит Дюреру в Нюрнберге, результатом служит портрет Кранаха, выполненный Дюрером в технике серебряной иглы.

В 1528 году Дюрер умирает, а Кранах становится городским советником, позже — бургомистром. Дюрер, хотя и был женат, умирает бездетным.

У Кранаха было пятеро детей. Только один из них — Ганс Кранах — умер молодым, успев, впрочем, стать признанным художником.

После кончины Ганса крылатая змея — фирменная подпись мастерской Кранаха — чуть опускает крылья, прежде гордо поднятые вверх, но мастерская продолжает работать в полную мощность.

Даже политические пертурбации неспокойной эпохи отец и младший сын сумели использовать к собственной выгоде. Лукас Кранах Старший следует за попавшим в опалу герцогом Иоганном Фридрихом Великодушным, своим тогдашним заказчиком, в Аугсбург, где помимо прочего заводит знакомство с Тицианом.

Тем временем Лукас Кранах Младший возглавил мастерскую отца в Виттенберге, впоследствии его сын и внук продолжили династию.

Три дочери мастера Кранаха удачно вышли замуж и, насколько о них известно, прожили долгую жизнь. Бонус: от Барбары Кранах по прямой линии происходит мать Гёте, так что Гёте — потомок Кранаха в седьмом колене.

И ещё один бонус: по всей видимости, у Кранаха всё-таки есть оригинальная идея, причём далеко не тривиальная. Картина «Золотой век», к сожалению, не входит в экспозицию, хотя и существует в нескольких вариантах.

Нагие парочки, нежащиеся на изумрудной траве, могут позволить себе столь прекрасное времяпровождение не потому, что зла не существует, а потому, что от внешнего мира их отделяет надёжный забор.

Кажется, искусствоведам так и не удалось установить, где Кранах позаимствовал идею забора.

Золотой век — понятие не хронологическое и не мифологическое. Золотой век есть всего лишь умение отделить себя от ужасающе перманентной тщеты мира.

Кажется, в этом и состояло главное дарование Кранаха, а остальное — техника. Отсюда ещё одно, прикладное значение выставки, которое наверняка бы одобрил мастер Кранах: нужно учиться не только на чужих ошибках, но и на чужой безупречности.

Выставка «Кранах и его время» открылась в Париже в Люксембургском дворце 9 февраля, продлится до 23 мая и пока, как ни странно, не собирает больших очередей.

Источник -

http://www.chaskor.ru/article/lukas_kranah_chistota_burzhuaznost_i_zolotoj_vek_iskusstva_22712