Он вел передачи по радио, преподавал в университете, служил священником и написал где-то около двадцати книг. Но в принципе это не имело ни малейшего значения. Уотсу меньше всего понравилось бы, если б его отождествили с его же собственной биографией. Он говорил: если мы утверждаем вот клен, он - дерево, то мы очень глубоко заблуждаемся. То есть как же так, вы на самом деле думаете, что перед вами клен? дерево? Или вы желаете заявить, что перед вами не дерево, не клен? Какая чушь. Слово – только шум. Посредством шума то, что вы видите, изображается знаком ”дерево”, и не больше того.
Такой же шум – имя Алан Уотс. Оно всего лишь восклицательный, нет, скорей вопросительный знак, пунктир, метка в истории. Со смертью, - еще часто повторял Алан, - сознание ничего не теряет, только некую отдельную память. Поток бытия, который, как на булавках, крепится на датах какой-то выделенной, избранной жизни, способен научить, но лишь как мимолетное впечатление. Взгляд на бушующее море, к примеру. Или на спокойную степь. Поэтому не стоит ничего запоминать об Алане Уотсе. Просто прогуляемся, весело балагуря, по тем следам, которые оставил этот славный парень то ли из Лондона, то ли из Фриско, то ли из заоблачных далей, куда его уносила волна галлюциногена. Представляете, ему еще удалось побыть протестантским пастором. С такими-то богословскими взглядами? Когда Уотс женился на падчерице дзенского учителя Сокэй-ан-Сосаки Элеаноре Фуллер (а вообще-то у него было три жены и семеро детей), они сбежали в Америку. И Алан, - надо же было как-то ему зарабатывать, - а он очень не любил этого дела, - не нашел ничего лучшего, как определиться каппеланом Северо-Западного университета. Настоящий шок. Как для самого Уотса, так и для его прихожан. Если что его и привлекало в христианстве, так только красота ритуала. Меньше всего Уотс хотел морализировать. Еще меньше – кого-то чему-то учить и кого-то за что-то порицать, исходя из религиозных догм. То есть он вполне мог заниматься подобными вещами по собственной прихоти. Но никак не из-за сформулированного другими учения. Заповеди, в самом этом слове существовало для него что-то совершенно противоестественное. Предположим, не прелюбодействуй. А если ты в постели с красоткой. Что делать, бежать сломя голову?
Андрей Полонский, 2oo6
Date: 2010-04-20 04:31 pm (UTC)Такой же шум – имя Алан Уотс. Оно всего лишь восклицательный, нет, скорей вопросительный знак, пунктир, метка в истории. Со смертью, - еще часто повторял Алан, - сознание ничего не теряет, только некую отдельную память. Поток бытия, который, как на булавках, крепится на датах какой-то выделенной, избранной жизни, способен научить, но лишь как мимолетное впечатление. Взгляд на бушующее море, к примеру. Или на спокойную степь. Поэтому не стоит ничего запоминать об Алане Уотсе. Просто прогуляемся, весело балагуря, по тем следам, которые оставил этот славный парень то ли из Лондона, то ли из Фриско, то ли из заоблачных далей, куда его уносила волна галлюциногена.
Представляете, ему еще удалось побыть протестантским пастором. С такими-то богословскими взглядами? Когда Уотс женился на падчерице дзенского учителя Сокэй-ан-Сосаки Элеаноре Фуллер (а вообще-то у него было три жены и семеро детей), они сбежали в Америку. И Алан, - надо же было как-то ему зарабатывать, - а он очень не любил этого дела, - не нашел ничего лучшего, как определиться каппеланом Северо-Западного университета. Настоящий шок. Как для самого Уотса, так и для его прихожан. Если что его и привлекало в христианстве, так только красота ритуала. Меньше всего Уотс хотел морализировать. Еще меньше – кого-то чему-то учить и кого-то за что-то порицать, исходя из религиозных догм. То есть он вполне мог заниматься подобными вещами по собственной прихоти. Но никак не из-за сформулированного другими учения. Заповеди, в самом этом слове существовало для него что-то совершенно противоестественное. Предположим, не прелюбодействуй. А если ты в постели с красоткой. Что делать, бежать сломя голову?