"Великая истина открылась мне. Я узнал: люди живут. А смысл их жизни в их доме. Дорога, ячменное поле, склон холма разговаривают по-разному с чужаком и с тем, кто здесь родился. Привычный взгляд не дивится выхваченным частностям, он и не видит ничего, родная картина давно легла ему на сердце. В разных мирах живут не ведающие о царстве Божием и ведающие о нем. Неверы смеются над нами, предпочитая воздушным замкам реальные, осязаемые. Но радует только неосязаемое. И если кому-то хочется завладеть лишним стадом овец, то хочется из тщеславия. А утехи тщеславия нельзя потрогать. Вот почему не находят сути моего царства те, кто перебирает то, что в нем есть. "У тебя есть овцы, козы, ячмень, -- перечисляют они, -- жилища, горы и что еще кроме этого?" Кроме этого нет ничего у них самих, они чувствуют себя несчастными, им холодно. И я понял: они -- прозекторы в мертвецкой. "Посмотрите, вот она, жизнь, -- говорят они, -- кости, мускулы, внутренности, кровь -- и ничего больше". Жизнью светились глаза, но света нет в мертвом прахе. И царство мое -- вовсе не овцы, не поля, не дома и не горы, оно -- то, что объединяет их, превращая в единое целое. Оно то, что питает во мне любовь. Те, кто любят его, как я, счастливы, как я, и мы живем с ними в одном доме. Дом противостоит пространству, традиции противостоят бегу времени. Нехорошо, если быстротечное время истирает нас в пыль и пускает по ветру, лучше, если оно нас совершенствует. Время тоже нужно обжить. Вот я и перехожу от праздника к празднику, от годовщины к годовщине, от жатвы к жатве, как в детстве переходил из зала совета в диванную, следуя по анфиладе покоев в замке моего отца. Каждая комната его замке имела свое назначение, каждый шаг в нем был осмыслен".
no subject
Date: 2010-03-08 10:36 am (UTC)их доме. Дорога, ячменное поле, склон холма разговаривают по-разному с
чужаком и с тем, кто здесь родился. Привычный взгляд не дивится выхваченным
частностям, он и не видит ничего, родная картина давно легла ему на сердце.
В разных мирах живут не ведающие о царстве Божием и ведающие о нем. Неверы
смеются над нами, предпочитая воздушным замкам реальные, осязаемые. Но
радует только неосязаемое. И если кому-то хочется завладеть лишним стадом
овец, то хочется из тщеславия. А утехи тщеславия нельзя потрогать.
Вот почему не находят сути моего царства те, кто перебирает то, что в
нем есть. "У тебя есть овцы, козы, ячмень, -- перечисляют они, -- жилища,
горы и что еще кроме этого?" Кроме этого нет ничего у них самих, они
чувствуют себя несчастными, им холодно. И я понял: они -- прозекторы в
мертвецкой. "Посмотрите, вот она, жизнь, -- говорят они, -- кости, мускулы,
внутренности, кровь -- и ничего больше". Жизнью светились глаза, но света
нет в мертвом прахе. И царство мое -- вовсе не овцы, не поля, не дома и не
горы, оно -- то, что объединяет их, превращая в единое целое. Оно то, что
питает во мне любовь. Те, кто любят его, как я, счастливы, как я, и мы живем
с ними в одном доме.
Дом противостоит пространству, традиции противостоят бегу времени.
Нехорошо, если быстротечное время истирает нас в пыль и пускает по ветру,
лучше, если оно нас совершенствует. Время тоже нужно обжить. Вот я и
перехожу от праздника к празднику, от годовщины к годовщине, от жатвы к
жатве, как в детстве переходил из зала совета в диванную, следуя по анфиладе
покоев в замке моего отца. Каждая комната его замке имела свое назначение,
каждый шаг в нем был осмыслен".