Мне доводилось изредка встречать Михаила Леонидовича и в последние годы его жизни. Мягкий джемпер, мягкая улыбка. Он не участвовал ни в “акциях протеста”, ни в прочих громких делах проклятого Застоя и пьянящей Гласности. Наверное, это был самый тихий, самый скромный из “бардов” великой эпохи. Вокруг – ослепительный бунт Высоцкого, всесветное изгнание Галича, жалящий смех Кима, укрытого псевдонимом от ответных ударов власти, язвительная вежливость Окуджавы, неуязвимого в своей всегдашней тончайшей оппозиционности. Бунт полыхал все ярче. Шла новая эпоха – рок, тяжелый рок, роковой для ценностей прежней эпохи. Тихий Анчаров, человек в мягком джемпере, казалось, оставался там, в прошлом, в шестидесятых романтических годах. К сведению будущих историков песни. Анчаров действительно написал в 60-е годы несколько текстов, ставших “классикой”. “Зерцало вод”, “Село Миксуница”, “Тополиная метель”, “МАЗ”, “Аэлита”... Но “Богомазы” написаны еще в 50-е. “Девушка, эй, постой!”, “Песня о психе”, “Кап-кап” – это все 1957 год. А “Русалочка”, “Царевны”, “В германской дальней стороне”, а пленительное “Солнечным утром в тени” – это 40-е, это большею частью 1943 год! Пелось же – два, три десятка лет спустя – как только что рожденное. Будет ли петься дальше? Что? Кем? Кто знает, что останется истории, а что будущим поколениям? Что будут изучать, а что – петь? Может, вот это, тихое, горькое, глубоко созвучное мне у Анчарова, самое любимое его:
Звук шагов, шагов Да белый туман. На работу люди спешат, спешат. Общий звук шагов - Будто общий шаг, Будто лодка проходит По камышам. В тех шагах, шагах - И твои шаги, В тех шагах, шагах - И моя печаль. Между нами, друг, Все стена, стена, Да не та стена, Что из кирпича. Ты уходишь, друг, От меня, меня. Отзвенела вдруг Память о ночах. Где-то в тех ночах Соловьи звенят, Где-то в тех ночах Ручеек зачах. И не видно лиц - Все шаги одни. Все шаги, шаги, Все обман, обман. Не моря легли, А слепые дни, Не белы снеги, А седой туман.
Не видно лиц. Отсветы. Не слышно слов. Отзвуки. Отсветы зарев, отзвуки битв. Седой туман. Грусть пронзительная. Здесь – зенит Михаила Анчарова. Точка схождения его горизонтов. Небо, павшее в землю. Свет, ослепивший до тьмы. Лев Аннинский
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
timeasmymeasure
Лев Аннинский
Date: 2010-02-28 02:10 pm (UTC)К сведению будущих историков песни. Анчаров действительно написал в 60-е годы несколько текстов, ставших “классикой”. “Зерцало вод”, “Село Миксуница”, “Тополиная метель”, “МАЗ”, “Аэлита”... Но “Богомазы” написаны еще в 50-е. “Девушка, эй, постой!”, “Песня о психе”, “Кап-кап” – это все 1957 год. А “Русалочка”, “Царевны”, “В германской дальней стороне”, а пленительное “Солнечным утром в тени” – это 40-е, это большею частью 1943 год! Пелось же – два, три десятка лет спустя – как только что рожденное. Будет ли петься дальше? Что? Кем? Кто знает, что останется истории, а что будущим поколениям? Что будут изучать, а что – петь?
Может, вот это, тихое, горькое, глубоко созвучное мне у Анчарова, самое любимое его:
Звук шагов, шагов
Да белый туман.
На работу люди спешат, спешат.
Общий звук шагов -
Будто общий шаг,
Будто лодка проходит
По камышам.
В тех шагах, шагах -
И твои шаги,
В тех шагах, шагах -
И моя печаль.
Между нами, друг,
Все стена, стена,
Да не та стена,
Что из кирпича.
Ты уходишь, друг,
От меня, меня.
Отзвенела вдруг
Память о ночах.
Где-то в тех ночах
Соловьи звенят,
Где-то в тех ночах
Ручеек зачах.
И не видно лиц -
Все шаги одни.
Все шаги, шаги,
Все обман, обман.
Не моря легли,
А слепые дни,
Не белы снеги,
А седой туман.
Не видно лиц. Отсветы. Не слышно слов. Отзвуки. Отсветы зарев, отзвуки битв. Седой туман. Грусть пронзительная.
Здесь – зенит Михаила Анчарова. Точка схождения его горизонтов. Небо, павшее в землю. Свет, ослепивший до тьмы.
Лев Аннинский