![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
На вершинах. "Ты, сердце глупое,-- как фляга, где в печали..."
Жермен Марие Нуво
МОЕ ГЛУПОЕ СЕРДЦЕ
Ты, сердце глупое,-- как фляга, где в печали
Вино любви покорно спит века.
Вы нежно так меня поцеловали,
И лба коснулась теплая рука.
В крещенье сладостном, в его влекущей тайне,
Покой желанный хлынул мне в глаза,
Сад угасал, звенели над цветами,
Как поцелуи, птичьи голоса.
Как Мать, вы ревностно склонялись надо мною,
Леча бальзамом раны глубину,
Глаза же ваши выдали иное --
В их зеркалах я увидал Жену.
Я вас обрел теперь, как бедный воин отдых,
В миг озаренья полюбив -- и вот,
Как бледный лебедь в заповедных водах,
Во мне желанье дивное плывет...
Перевод Ю. Даниэля
Жермен Марие Нуво
Жермен Нуво родился в 1851 г. В маленьком провинциальном городке Пурьере. В семилетнем возрасте потерял мать, в тринадцать лет – младшую сестру Мари, а буквально следом за ней умирает от оспы и отец Нуво. Удары судьбы преследуют поэта всю жизнь.
Учился в Экс-ан-Прованс и Марселе, думал стать священником, но стал учителем рисования. Хотя религиозная мистика всегда оставалась близка его духу. В 1872 поселился в Париже, познакомился с Малларме, Ришпеном, Шарлем Кро, позднее – с Артюром Рембо и надолго подружился с ним. Путешествовал с Рембо по Великобритании, переписывал его книгу Озарения. В 1875 познакомился с Верленом, получил через него от Рембо рукопись Озарений для возможной публикации (она не состоялась).
С 1878 служил по министерству образования, путешествовал, среди прочего побывал в Бейруте, преподавал в Изере и Париже. Печатался как журналист, в том числе – под многочисленными псевдонимами. К 1891г. Переживает несколько душевных кризисов и попадает в психиатрическую лечебницу в Бисетре, через несколько месяцев вышел оттуда. Впоследствии, следуя дорогому для него примеру нищего Бенедикта Лабра, канонизированного католической церковью, он вёл жизнь нищего бродяги, совершил паломничество в Рим и Сантьяго-де-Компостела. В 1911 вернулся в родной город. Умер Ж. Нуво в 1920г. от продолжительной голодовки в нищите и безумии и был похоронен в общей могилена кладбище родного Пурьера.
Он был в неведении относительно большинства своих публикаций – две его книги, подготовленные его друзьями вышли без его ведома, а через год после смерти появился томик стихов, открывший почти неведомого поэта уже совершенно новому литературному миру. Оказалось, что экзальтированные порывы религиозного мистика отнюдь не чужды наслаждению прекрасным, а бывший учитель рисования, превративщийся в побирушку на на церковных папертях, был в значительно большей степени профессиональным поэтом, чем профессиональным нищим. В стихах Нуво куда больше нежности и Любви ( это слово, он, как правило писал с большой буквы), чем в стихах его сотоварищей, и распространялись эти чувства на многих, кто его окружал. Сохранились например, строки посвящённые матери Верлена:
«Жена военного и матушка поэта,
Вам выпал только шум сражений и стихов,
Но были вы судьбе признательны за это…»
«Шум стихов» преследовавщий в скитания самого Нуво , увы, не перерос в шум признательных аплодисментов и был услышан только в далёком будущем. Он оказал сильнейшее влияние на Аполлинера и сюрреалистов – в частности, Луи Арагон считал его вовсе не малым, а по-настоящему большим поэтом, равным Рембо. В родном городе его именем названа улица, на доме, где он жил и умер, помещена памятная доска.
Новый храм из тьмы возникает,
И вдоль изгородей и пашен,
Старых чистых дорог и башен
Ночь, словно вода, иссякает.
Горизонт превратится вскоре
В гладь сиреневого залива,
Паруса заскользят лениво
В небесах, похожих на море.
Древних жатв и побед виденья,
Наши мифы, наши преданья
Над полями спят в ожиданье
Сроков нового пробужденья.
О Господь, чья же кровь живая
Разлита в облаках рассвета?
Испытанья ли наши это,
Твоя жалость ли роковая?
Мы побеги того же древа,
Что и те, кто с начала эры
Повторял, не теряя веры:
Вспыхни, пламя зари и гнева!
Перевод И. Кузнецовой
ЧЕЛОВЕК
Больницы узник, пациент тюрьмы,
Ты, чьей печалью полон белый свет,
Ты и в полях оставил горький след;
Ты, спящий, вызываемый из тьмы,
На чьем пути таится Смерть -- приют,
Где слезы свеч и жесткий одр сдают,--
Ты устаешь, ты стонешь каждый день,
Пока не скажешь: "Ни к чему нести
Живую душу -- лишний груз в пути!"
Забыв, что дал господь тебе сирень,
Ты душу рад извергнуть, сжечь дотла,
Чтобы тебе любовь не в труд была.
Тебе подарит путь удобный твой
Беду и одиночество в удел;
Ты -- спеси брат, сын хладнокровных дел,
С резонами набитой головой --
И совесть угасает, онемев,
В часы, когда гремит небесный гнев.
И если ты такой ценою сыт
И мирно спишь, избрав тепло и тьму,
Что ж, подчиняйся знанью своему;
И если ум твой вдребезги разбит
Самим собой,-- ему послушен будь,
Как Вечный жид, верши свой жалкий путь.
Без сердца весел, без души богат,
Подвластен телу, стань свиреп и дик,
Да будет твой всегда жестоким лик.
Но если ты растишь в себе распад
И подступает скука -- спесь уйми,
Задумайся, в ладони лоб зажми;
И если в лязге сабель и цепей
Не встретил ты средь горя и беды
Любви приюта и конца вражды
И посох стерт и слаб в руке твоей,
Слепой с глухою на плечах,-- под ней
Сгибаться с каждым шагом все трудней;
И коль дитя в тебе еще живет,
И первородный грех не позабыт,
Скажи: "Быть может, мраком я покрыт?"
Скажи: "Царем я мнил себя, илот!",
Чтобы, как брату птицы, жизнь дала
Тебе души и сердца два крыла!
И легкий груз поднять сумеешь ввысь --
Дитя, сестру, подругу или мать,--
Как ангел может гору поднимать.
Тогда дорогой долгой насладись:
Твой голод тих, и чужда суета,
Вкушай и пей -- душа твоя чиста!
Перевод Ю. Даниэля
ДУША
Как бедняга-изгнанник из светлого рая,
Я ушел от тебя в одиночество, в ночь,
Но ведь то, что любовь сотворила былая,
Даже времени бегу разрушить невмочь.
Каждый вечер, когда засыпаешь ты, лежа
В одинокой постели, теперь мне чужой,
Наши губы вдали друг от друга -- и все же
Провожу свои ночи я рядом с тобой.
В бесконечном и праздном гулянье, в котором
Всем глазам я открыт и у всех на виду,
Я беспечным кажусь одиночкой-фланером --
И однако я рядом с тобою иду.
Жизни наши сплелись, торжествуя, горюя,--
Так встречаются нити, плетя полотно,--
Неустанно твоими глазами смотрю я,
И твоими мне мыслями думать дано.
Я советуюсь вечно с тобой -- говоря ли
Или делая что-то, молчанье храня,
Ибо верю в своей одинокой печали,
Что ты видишь меня, что ты слышишь меня.
Вижу губы твои с чуть заметной улыбкой,
Глаз огромных сиянье, глядящих в упор,
И в ночи одинокой, безрадостной, зыбкой
Бесконечный с тобою веду разговор.
Да, я знаю, что это мираж -- никогда ведь
Ясновиденья не было, нет и теперь;
Дорогая, пойми, хоть и трудно представить,
Все равно это правда, и ты мне поверь.
Вспомни те времена, когда вместе мы были
И подвластна нам прихоть любая была,
Ты, покорная страстной настойчивой силе,
В поцелуе бесхитростном мне отдала,
Отдала свою душу легко и открыто;
Улетел он, увы, поцелуй тот ночной.
Но с моею душою душа твоя слита,
И навеки она неразлучна со мной.
Перевод Ю. Даниэля