Миф - путь к Истине. Игра престолов (4)

[byddha_krishna1958]

Pablo Palazuelo
Сага о Вёльзунгах
Пересказ П. Полевого в редакции А. Филиппова

XVIII
Прошло немалое время, и однажды Гримгильда сказала своему старшему сыну Гуннару:
— Теперь, кажется, есть у тебя все, чего душе угодно; одного лишь только не хватает — жены. А потому хорошо бы посвататься тебе к Брунгильде: она видная невеста, и Сигурд, вероятно, охотно поехал бы с тобою, чтобы помочь в этом деле.
Гуннар согласился, и когда рассказал об этом отцу, братьям и Сигурду, то все они одобрили его намерение.
Вооружившись как можно лучше, Гуннар и Сигурд пустились в путь и долго ехали по горам и долам, пока не приехали к королю Будди, отцу Брунгильды. Король Будли сказал, что охотно выдаст за Гуннара свою дочь, если только сама она этого пожелает.
Тогда поехали они к Геймиру, приемному отцу Брунгильды, женатому на родной ее сестре. Геймир сказал, что Брунгильда может сама выбрать себе мужа и что она решила выйти замуж только за того, кто проедет к ней через пылающий огонь, разложенный вокруг ее жилища.
Поехали они и увидали замок с золотою кровлей, вокруг которого горел огонь. Повернул было Гуннар своего коня прямо на огонь, но конь не послушался и поскакал назад.

— Почему же вернулся ты, Гуннар? — спросил его Сигурд.
— Конь мой не идет в огонь, — отвечал Гуннар и стал просить Сигурда уступить ему на время своего коня Грана.
Сигурд охотно согласился, но и Г ран упирался и не шел в огонь. Чтобы поправить эту беду, решили они тогда поменяться обликами, как заранее научила их Гримгильда: Гуннар принял образ Сигурда, а Сигурд принял образ Гуннара. Обнажив меч Грам и пришпорив коня, он понесся на огонь. Только что почувствовал Гран шпоры своего господина, как сейчас же послушно пошел в огонь. Огонь же между тем превратился в страшное пожирающее пламя, земля содрогнулась, пламенные языки взвивались до самого неба. Никогда и никто не отваживался еще на подобное дело!
Но вот огонь стал утихать, и скоро Сигурд сошел с коня и вошел в замок. Там нашел он Брунгильду.
— Кто ты такой? — спросила она его.
— Гуннар, сын Гиуки, — отвечал он, — и теперь должна ты выйти за меня замуж, потому что отец твой и твой приемный отец согласились на это, если только проеду я через твой волшебный огонь. Так же решила ты и сама.
— Не знаю уж, что и сказать тебе на это, — отвечала она.
Сигурд стоял перед нею, опираясь на рукоятку своего меча, и опять заговорил:
— Взамен твоего согласия я подарю тебе много золота и всяких сокровищ.
Грустно отвечала она ему, сидя на своей скамье, как лебедь на волнах, покрытая бронею, с мечом в руке и шлемом на голове:
— Гуннар! Не говори со мной об этом, если ты не самый могучий и смелый из людей и не надеешься победить всех тех, кто раньше тебя сватался ко мне. Я же веду теперь войну с одним могучим соседним королем, и душа моя все еще жаждет битв.
— Довольно уж великих подвигов совершила ты, — отвечал он ей, — исполни же теперь свое обещание — выйти замуж за того, кто проедет к тебе через огонь.
Делать нечего, пришлось ей признать, что он был прав. Поднявшись с места, она пригласила его остаться в замке. Три дня провел Сигурд в замке Брунгильды и на прощание получил от нее кольцо карлика Андвари, то самое, что он дал ей когда–то на горе; он же подарил ей другое кольцо, из наследия Фафнира. Потом, опять проехав через огонь, вернулся он к своему другу, снова поменялись они обликами и, возвратившись к Геймиру, приемному отцу Брунгильды, сообщили ему об исходе своей поездки.
В тот же день приехала к своему приемному отцу и Брунгильда и наедине рассказала ему, как явился к ней какой–то король, проехав сквозь волшебный огонь, и сказал, что он приехал свататься к ней; король этот назвал себя Гуннаром.
— Но сделать это мог только один Сигурд, — продолжала она, — Сигурд, которому дала я слово тогда на горе, и только за него хочу я выйти замуж.
Геймир отвечал ей, что теперь уж ничего нельзя было поделать, так как сама она обещала выйти замуж за того, кто проедет к ней сквозь волшебный огонь.
Покончив дело, короли вернулись домой, а Брунгильда поехала к своему отцу.
Гримгильда с радостью их встретила и благодарила Сигурда за помощь. Не долго думая, приготовились отпраздновать свадьбу, на которую съехалось множество народа, и только тогда, когда все уже было кончено, вспомнил Сигурд о клятве, которою обменялся он когда–то с Брунгильдою в ее замке на горе, но затаил это в своей душе.
XIX
Спустя некоторое время после свадьбы пошла Брунгильда с Гудрунью к реке купаться, и Брунгильда дольше оставалась в воде, чем Гудрунь.
— Отчего не вышла ты из воды в одно время со мною? — спросила Гудрунь.
— Неужели даже в этом должна я брать пример с тебя? — сказала Брунгильда. — Отец мой, кажется, могущественнее твоего, да и муж мой совершил много смелых подвигов и проехал сквозь пылающий огонь, между тем как твой муж был слугою у короля Гиальпрека.
Рассердилась Гудрунь и отвечала:
— Лучше бы тебе молчать, чем порицать моего мужа: весь свет говорит, что подобного ему не бывало еще на свете. Это он убил Фафнира, и он же проехал к тебе сквозь волшебное пламя, между тем как ты думала, что это был король Гуннар; он же снял с твоей руки и кольцо, подарок карла Андвари; посмотри — ты увидишь его у меня на руке.
Брунгильда узнала кольцо на руке Гудруни и, побледнев как смерть, пошла домой и весь вечер не произнесла ни слова.
Великую беду принес с собою этот день!
Горда была Брунгильда, и никак не могла она примириться с тем, что мужем ее был не самый великий богатырь на свете, потому что победу над Фафниром ценила она гораздо выше королевского звания; не могла она помириться и с тем, что Гуннар обманом принудил ее выйти за него замуж. Особенно же огорчало ее то, что обманул ее и Сигурд, которому она так верила и считала самым лучшим человеком в мире. В отчаянии она не знала, что делать, — принялась было за свою пряжу, но сделала это так нетерпеливо, что пряжа разорвалась. Заперлась она у себя, и никто не решался ни входить к ней, ни говорить с нею. Так прошло несколько дней.
— Сдается мне, что все это кончится для нас какою–нибудь большою бедою, — сказал раз вечером Сигурд, возвратившись домой с охоты.
— Да, удивительно это, — отвечала Гудрунь. — Вот уже семь дней, как Брунгильда спит, запершись у себя дома, и никто не решается разбудить ее.
— Не спит она, — отвечал Сигурд, — а, скорее, замышляет что–нибудь против меня.
Услыхав это, Гудрунь страшно испугалась и залилась слезами, не зная, как предупредить грозившую беду, вызванную ее же собственными неосторожными словами.
Брунгильда же между тем решилась наконец заговорить с Гуннаром.
— Не могу я жить, зная, что Сигурд обманул меня! — говорила она. — А потому ты должен отомстить за меня и убить его.
Долго колебался Гуннар: Сигурд был его названый брат, и трудно было ему решиться нарушить клятву в братской дружбе. Но страшнее было потерять Брунгильду; а потому, позвав своих братьев, он уговорил–таки их помочь ему убить Сигурда.
Сигурд же по–прежнему вполне верил им и не подозревал коварных замыслов; да к тому же не мог же он идти против своей судьбы и не мог он продлить свою жизнь хотя бы на один день против того, что положено было ему прожить.
На следующее утро один из братьев Гуннара, Гутторм, прокрался в комнату, где спал Сигурд, и сонного пронзил его мечом. Однако Сигурд, проснувшись от удара, успел–таки еще схватиться за меч свой Грам и, бросив его в спину убегавшего убийцы, уложил его на месте. Вслед за Сигурдом был убит и сын его, Сигмунд.
Велико было горе и отчаяние Гудруни, когда, проснувшись, увидела она, что Сигурд убит. Но и Брунгильде месть ее не принесла отрады. Велела она принести все свои сокровища и сама раздала их на память окружавшим ее женщинам, а затем, когда, по обычаю того времени, приготовили большой костер и, положив на него тело Сигурда, зажгли его, Брунгильда сама бросилась в пламя и сгорела вместе с ним.
Так погибли последние потомки старого короля Вёльзунга.
XX
Велико было отчаяние Гудруни, потерявшей разом и мужа и сына. Убежав из дома, долго скиталась она по лесам, стараясь попасться навстречу волкам, потому что смерть была ей милее жизни.
Наконец набрела она на жилище одного из соседних королей и там нашла себе приют. Три с половиною года прожила она тут, проводя время за ткачеством драгоценных ковров, изображая на них подвиги и забавы великих воинов, и начала уже понемногу утешаться в своем горе.
Тем временем Гримгильда стала уговаривать своих сыновей ехать к тому королю, у которого гостила ее дочь, и помириться с Гудрунью, заплатив ей за смерть ее мужа деньгами и разными драгоценностями. Братья согласились и в сопровождении великолепной свиты поехали к Гудруни.
Долго не шла Гудрунь на примирение, но Гримгильда напоила ее волшебным питьем, от которого она сейчас же забыла все свое горе и согласилась вернуться домой.
Несколько времени спустя стала Гримгильда уговаривать ее выйти замуж за могущественного короля Атли, обещая щедро одарить ее золотом и всякими драгоценностями, а также дорогими коврами, сотканными искусными гуннскими женами. Гудрунь долго отнекивалась — ей очень не хотелось выходить замуж за короля Атли, но Гримгильда умела настоять на своем, и Гудрунь наконец согласилась.
Мужчины сели тогда на коней; женщин посадили в повозки и тронулись в путь. Царство короля Атли было очень далеко. Целых семь дней ехали они сушей, потом еще семь дней на кораблях, а затем семь дней опять сушей, пока не приехали наконец ко дворцу, откуда вышло навстречу Гудруни множество народа. Король Атли заранее сговорился с ее братьями и к приезду ее созвал гостей и приготовил пир, на котором и отпраздновали свадьбу.
Неохотно выходила Гудрунь замуж, и мало радости и счастья видела она в своей жизни с королем Атли. Время шло своим порядком, а дружбы между ними не было.
Но вот король Атли стал задумываться о том, куда бы могли деться несметные сокровища и золото, принадлежавшие Сигурду; знать это мог только король Гуннар да его брат. Король Атли созвал своих людей на совет и стал обсуждать с ними это дело. Трудно было соперничать с Гуннаром и его братом в силе и в военном искусстве, а потому было решено прибегнуть к хитрости и послать к ним несколько человек, чтобы пригласить их в гости к королю Атли.
Слух об этом тайном совете дошел и до королевы, и она сильно испугалась, заподозрив коварный замысел. Тогда начертала она руны, которыми предупреждала Гуннара об опасности, и, взяв золотое кольцо, прикрепила к нему волчий волос и поручила королевским послам передать это ее братьям; но старший посол дорогою подделал руны так, чтобы можно было думать, что Гудрунь уговаривала братьев на поездку.
Гуннар принял послов радушно, приказал в их честь разложить большие костры и усадил их с собою за стол. За столом они передали ему приглашение короля Атли.
— Король Атли, — сказали они, — приглашает вас к себе и обещает дать вам множество шлемов и щитов, мечей и бронь, золота и платья, людей и лошадей и вдобавок еще много земель и угодий.
Подивились братья и стали обсуждать между собою, принять ли им это приглашение.
— Положим, он предлагает нам большие земли, — говорил Гуннар, — но все наследие Фафнира принадлежит теперь нам, и ни у кого нет столько золота, сколько у нас.
— И меня тоже удивляет его предложение, — заметил брат. — Это так на него непохоже. Разумеется, неблагоразумно было бы ехать к нему! К тому же мне показалось как–то странно, что в числе драгоценностей, присланных нам королем Атли, есть кольцо, перевязанное волчьим волосом: может быть, Гудрунь думает, что он смотрит на нас глазом волка, и прислала кольцо, чтобы предупредить нас.
Тогда показал им посол руны, присланные будто бы Гудрунью. Большинство воинов уже разошлось, и за столом оставались только два брата да еще несколько человек. Жены братьев, обе очень разумные и красивые женщины, подносили им вино и пиво.
Когда короли совсем уже захмелели, посол стал снова уговаривать их:
— Король Атли становится стар для того, чтобы самому защищать свое царство; сыновья же его еще малые дети, потому–то и хочется ему залучить вас к себе, чтобы иметь в вас надежных помощников и поручить вам править его царством.
Братья не могли уже ясно соображать; предложение показалось им теперь очень лестным; к тому же не могли они идти и против своей судьбы и в конце концов обещали приехать.
Когда все улеглись спать, Костбера, жена младшего из братьев, принялась рассматривать руны и скоро разглядела, что они были подделаны, и, несмотря на это, ухитрилась–таки разгадать то, что было вырезано сначала. Тогда разбудила она своего мужа и сказала:
— Ты собираешься уехать из дома, но это неблагоразумно. Ты сильно ошибаешься, если думаешь, что сестра приглашает тебя: я прочитала руны и поняла, что тут дело идет о вашей гибели, и, вероятно, кто–нибудь другой из вероломства подделал их. Теперь послушай еще, какой сон приснился мне: мне казалось, будто сюда ворвался бурный поток и поломал здесь все балки.
— Вы, женщины, часто замышляете злое, — отвечал ей муж, — я же ничего ни против кого не имею и думаю, что Атли примет нас хорошо.
— Еще снилось мне, будто ворвался сюда другой поток; страшно бушевал он здесь, поломал балки и сшиб с ног обоих вас, братьев. Уж этот сон должен же что–нибудь означать.
— Река, что приснилась тебе, вероятно, обозначает хлебные поля, — отвечал он, — а когда идем мы полем, к ногам нашим осыпается с колосьев много усиков.
— Еще снилось мне, — продолжала она, — что загорелось покрывало на твоей постели и что огонь пробивался даже через крышу.
— Знаю я, что это значит, — отвечал он, — платье наше валяется здесь без призора и, вероятно, как–нибудь загорится.
— Еще снилось мне, будто ворвался сюда большой медведь, сломал почетную скамью, на которой всегда сидит король, и, подняв передние лапы, пошел на нас с таким угрожающим видом, что все мы страшно перепугались.
— Вероятно, надо ждать бури и непогоды, — отвечал ей муж, — белые медведи всегда снятся к непогоде.
— Орел, казалось мне, влетел к нам в зал и обрызгал всех нас кровью.
— Ну, это уж прямо к большой битве: орлы во сне всегда обозначают сечу. Но разве редко случается нам тешиться боем? Нет, король Атли не поступит с нами вероломно.
На том и кончился их разговор. Подобную же беседу вел и Гуннар со своею женою. И она тоже видела зловещие сны и всеми силами старалась отклонить его от поездки; но и Гуннар, как и брат его, ни за что не сдавался и упорно стоял на своем.
На другое утро все снова стали отговаривать братьев. Но они не послушались и с небольшою дружиною тронулись в путь, простившись однако же с остальными своими воинами, как перед смертью; и весь народ провожал их с плачем и рыданиями до самых кораблей.
— Великую же беду, должно быть, принесет нам твой приезд сюда, — сказал один из воинов старшему послу.
— Клянусь вам, что я говорю правду, — отвечал посол, — и пусть завладеют мной все злые духи, если только я лгу!
Видно, не страшно было ему накликать на себя злобных духов!
— Ну, так счастливый вам путь! — сказала Костбера.
Тут простились они и пошли на корабли.
С такою поспешностью и с такою силой принялись они грести, что у лодок поломались кили, а у весел рукоятки и уключины. Высадившись на берег, они даже не дали себе времени привязать свои корабли. Затем сели они на коней и долго ехали темным лесом. Когда же въехали они наконец в крепость и закрылись за ними крепостные ворота, сказал им посол:
— Ну, теперь подождите здесь, пока поищу я дерева, годного на то, чтобы приготовить вам виселицу. Заманчивы были слова мои, когда приглашал я вас сюда, но под этими словами таились коварство и обман.
— Не пытайся напугать нас, — отвечал ему младший брат, — и сам–то ты теперь не уйдешь от беды! — И с этими словами он нанес ему удар топором и уложил его на месте.
Тогда повернули они к королевскому дворцу, где Атли приводил в порядок свое войско, приготовляясь к битве.
Враги расположились так, что их разделяла одна только изгородь.
— Добро пожаловать к нам! — заговорил Атли, обращаясь к сыновьям короля Гиуки. — Отдайте же мне теперь все золото, принадлежавшее когда–то Сигурду и которое после его смерти должно было перейти к Гудруни.
— Никогда не получишь ты этого сокровища, — отвечал Гуннар, — а если завяжешь с нами битву, то найдешь в нас людей, которые дорого продадут свою жизнь.
Завязался отчаянный бой. Весть об этом дошла до Гудруни. Она вышла из замка и приветствовала приехавших, обнимала своих братьев и всеми силами старалась выразить им свою любовь. Это было последнее их свидание.
— Надеялась я, что удастся мне удержать вас от поездки сюда; но, видно, никому не избежать своей судьбы! Стоит ли мне пытаться помирить вас? — добавила она.
На это все решительно отвечали:
— Нет!
Когда увидала она, с каким ожесточением нападали на ее братьев, она надела свою броню, взяла меч и стала биться рядом со своими братьями: она бросалась вперед смелее любого из мужчин.
Было уже за полдень, а бой не прекращался. Много народу потерял король Атли, но все еще ободрял тех, кто уцелел, хотя сыновья Гиуки сильно теснили его, так что он принужден был укрыться в своем дворце. Но бой продолжался и тут с прежним ожесточением и многим еще стоил жизни. Наконец братья потеряли всех своих спутников и вдвоем бились против толпы врагов. Дело кончилось тем, что оба они были взяты в плен и порознь заключены в темницы.
Пошел тогда король Атли к Гуннару и стал допытываться у него, где лежат сокровища.
— Прежде чем сказать это, должен я видеть окровавленное сердце моего брата.
Приказал тогда Атли вырезать сердце у Гёгни, младшего сына короля Гиуки, и показал его Гуннару.
— Теперь только я один знаю, где схоронено золото! Слушай же, Атли, золото мое скорей достанется Рейну, чем попадет в руки гуннов!
Король Атли, видя, что ничего не добиться ему от Гуннара, приказал бросить его живого на съедение змеям.
Покончив с братьями, король Атли, гордый своею победой, обратился к Гудруни, уговаривая ее помириться с ним, обещая заплатить ей за смерть ее родных, и предлагал ей столько золота и драгоценных украшений, сколько она только пожелает.
— Никогда и ничем не вознаградить тебе меня за смерть моих братьев, и никогда уже не видать мне никакой отрады. Но теперь лишилась я последних моих родственников, и не осталось у меня другого господина, кроме тебя. А потому мне ничего больше не остается, как только попросить тебя созвать побольше гостей, чтобы отпраздновать тризну по моим братьям.
С этих пор стала она с ним гораздо ласковее и дружелюбнее, но только с виду, — в сердце же своем она затаила смертельную вражду. Наступил день тризны, которую Гудрунь праздновала по своим братьям, а король Атли по своим убитым воинам, и тризна эта праздновалась с большим великолепием и пышностью. Но Гудрунь ни о чем не могла думать, кроме своего горя и своей мести. У второго сына короля Гиуки, погибшего вместе с Гуннаром, остался сын по имени Нифлунг.
Нифлунг чувствовал страшную ненависть к королю Атли и объявил Гудруни, что он намеревался отомстить за гибель своего отца. Гудрунь была рада найти в нем помощника.
Вечером в день тризны, когда король Атли крепко заснул, напившись пива и меда, Гудрунь с Нифлунгом прокрались к нему в комнату и закололи его мечом. Потом Гудрунь подожгла дворец, который сгорел весь дотла, а вместе с ним погибли и все находившиеся там люди.