Это не понравилось не только публике, но и «Оскару», который выдал фильму Малика кучу номинаций, но ни одной статуэтки. Казалось, урок должен пойти впрок. Не тут-то было. Семь лет спустя в «Новом свете» режиссер позволил себе немыслимое: из фундаментального американского мифа, любви английского офицера Джона Смита к индейской принцессе Покахонтас, он сделал медитативный, почти бессюжетный фильм, не оформив должным образом материал, которому до него отдали должное аниматоры «Диснея», а после — Джеймс Кэмерон. Возмущению нового поколения критиков и зрителей не было предела. Как и восхищению растущей с каждым годом армии поклонников Малика, почитавших его за верность художественным и идейным принципам, за способность противостоять мейнстриму — как «независимого», так и «массового» кино. Противостоять, не сопротивляясь, не сражаясь, а ускользая.

В одном из тех самых двух интервью Малик признается, что для него важнейший кадр в «Пустошах» — дикие птицы, взлетающие с озерной глади в небо; они, по словам режиссера, передают мечту Кита о бегстве. По сути, все герои Малика — беглецы, а центральный персонаж «Тонкой красной линии» Уитт (Джеймс Кэвизел) — настоящий дезертир. Начало фильма застает его на идиллическом пляже, среди туземцев: но на горизонте появляется корабль, который приплыл за ним, чтобы доставить его на поле боя. Уитт боится не смерти, а участия в любом акте насилия; его антагонист — прирожденный скептик сержант Уэлш (Шон Пенн), уверенный в порочности человеческой природы. Подобные пары составляют сложную систему действующих лиц фильма: усталый карьерист полковник Толл (Ник Нолти) — и боязливый гуманист капитан Старос (Элиас Котеас), тоскующий по оставленной жене рядовой Белл (Бен Чаплин) — и самоотверженный капитан Гэфф (Джон Кьюсак), плюс два начальника, не принимающих участия в боевых действиях, но дающих инструктаж — генерал Куинтар (Джон Траволта) в начале фильма и капитан Боше (Джордж Клуни) в финале. Интереснее всего то, что теперь за кадром звучит не монолог участника или свидетеля событий — а полифонический хор трудноразличимых голосов, сливающихся в единую лирическую ткань. Поставить в условный центр Уитта позволяет лишь тот факт, что он открывает фильм, и его гибель становится кульминацией: однако очевидно, что тут речь идет о смерти вообще любого солдата, солдата как такового. С актером — на тот момент начинающим, малоизвестным, очевидно проигрывающим именитым товарищам — Малик опять угадал на сто процентов. Недаром того же Кэвизела через несколько лет Мел Гибсон взял на роль Христа