От первого лица. Бергман о Бергмане

[byddha_krishna1958]

 Мое  воспитание, без всяких сомнений,  создавало благодатную почву  для
демонов невроза. Это  я попытался  объяснить  в "Латерне  Магике": В  основе
нашего  воспитания лежали такие  понятия,  как  грех,  признание, наказание,
прощение и милосердие, конкретные факторы отношений детей  и родителей между
собой  и  Богом. В  этом была своя логика, которую  мы  принимали  и, как мы
полагали, понимали. Таким образом, наказания были сами  собой разумеющимися,
их  целесообразность никогда  не  подвергалась сомнению.  Порой  они  бывали
скорыми  и  незамысловатыми, вроде  оплеух  и  шлепков по заднице, но иногда
принимали весьма изощренные, отточенные поколениями формы.
     Прегрешения  посерьезнее   наказывались  по  всей  строгости.   Сначала
выяснялось, в чем преступление. Потом  преступник признавался в  содеянном в
низшей инстанции,  то есть в присутствии гувернанток, матери или кого-нибудь
из многочисленных безмолвных родственниц, в разное время живших в пасторском
особняке. За признанием немедленно следовал бойкот, с провинившимся никто не
разговаривал,  не  отвечал  на вопросы.  Это  должно было,  как  я  понимаю,
заставить  виновного  мечтать  о наказании  и прощении.  После обеда  и кофе
стороны вызывались в кабинет к отцу. Там возобновлялись допросы и признания.
После чего приносили прут  для выбивания  ковров, и  преступник  сам  решал,
сколько ударов  он,  по его  мнению,  заслужил.  Определив  меру  наказания,
доставали  зеленую, туго набитую подушку, с виновного стягивали штаны, клали
его животом вниз на подушку, кто-нибудь крепко держал его за шею, и приговор
приводился в исполнение.
     Не могу утверждать, что  было очень больно, боль причиняли сам ритуал и
унижение.  Брату  приходилось  хуже. Не один  раз  мать, сидя у его кровати,
клала примочки  ему  на  спину,  исполосованную  до  крови  розгами. Получив
причитающиеся удары, следовало поцеловать отцу  руку, затем произнести слова
прощения,  с  души  падал  тяжкий  камень  греха,  чувство   освобождения  и
милосердия проникало в сердце. И хотя в  тот день приходилось ложиться спать
без ужина и вечернего чтения, облегчение  было  велико. Существовало также и
своего рода спонтанное наказание, весьма неприятное  для ребенка, боявшегося
темноты,  а именно -  длительное или  кратковременное  заключение  в  особую
гардеробную. Кухарка  Альма рассказывала, будто как раз в  этой  гардеробной
обитало крошечное существо, обгрызавшее большие  пальцы  ног у злых детей. Я
отчетливо слышал, как  кто-то  шевелится во  мраке,  ужас обуревал меня,  не
помню  уж, что  я  предпринимал  -  наверное, пытался  залезть на  полки или
уцепиться за крюки, лишь  бы  спасти пальцы ног.  Этот мотив  возвращается в
"Фанни  и Александре".  Но  к  тому  времени я  уже был на виду и мог лепить
образы без дрожи  в  руках, без личной вовлеченности. И делал это в "Фанни и
Александре"  с  удовольствием.  В  "Часе волка"  нет  ни  отстраненности, ни
объективности. Там я просто-напросто поставил эксперимент, оказавшийся, судя
по  всему,  жизнеспособным, но  копье  было  брошено наугад,  в  темноту.  И
чуть-чуть пролетело мимо цели.
     Когда-то я поспешил раскритиковать  "Час волка", очевидно,  потому, что
фильм  затрагивал  так старательно вытесненные  стороны  моей личности.  Для
"Персоны"   характерны  яркий  свет,  бесперебойная  резкость.  "Час  волка"
разыгрывается  в сумеречной стране. К тому же в нем использованы и  обыграны
новые для меня элементы - романтическая ирония, фильм призраков. Меня до сих
пор веселит сцена, где Барон  совершенно свободно  ходит по потолку, говоря:
"Не  обращайте внимания, это я  потому,  что  ревную". И  я  улыбаюсь, когда
старая дама снимает с себя лицо, объясняя, что так она лучше слышит  музыку.
А потом кладет глаз в бокал.
     На ужине в замке демоны выглядят  вполне нормальными,  хотя и несколько
странными.  Они  прогуливаются  по  парку,  беседуют,  показывают  кукольный
спектакль.  Все  довольно  мирно.  Но  они  живут  жизнью  приговоренных,  в
состоянии  непереносимой  боли,  в  вечно запутанных  взаимоотношениях.  Они
впиваются друг в друга  зубами, пожирая души  друг друга.  На краткий миг их
муки притупляются  -  когда в кукольном театрике играют  "Волшебную флейту".
Музыка дарит несколько мгновений мира и покоя. Камера панорамирует по  лицам
всех присутствующих. Ритмизация текста - код: Па-ми-на означает любовь. Жива
ли еще любовь? Pamina lebet noch, любовь еще жива. Камера останавливается на
Лив: это двойное объяснение в любви. Лив была беременна Линн.  Линн родилась
в тот самый день, когда мы снимали появление Тамино у дворца. Юхан превращен
в  какое-то удивительное  существо-андрогина, Вероника лежит  голая  и якобы
мертвая  на  столе  патологоанатома.  Невероятно  замедленным  движением  он
дотрагивается  до нее.  Она  пробуждается, разражается  смехом  и  начинает,
кусая,  целовать  его.  Демоны,  ждавшие  этого  момента,   с  удовольствием
наблюдают эту сцену. Они мелькают на заднем плане, сидят и лежат, сбившись в
группки, некоторые  взлетели  на  окно  и под потолок.  Тогда Юхан  говорит:
"Благодарю вас, зеркало разбито, но что отражают осколки?"
     На этот вопрос я не сумел  дать ответ. Эти же слова произносит  Петер в
картине  "Из  жизни марионеток". Обнаружив во  сне,  что его жена  убита, он
говорит:  "Зеркало разбито,  но что отражают осколки?" У меня до сих пор нет
подходящего ответа.
     ===========================================
     Лив  была  беременна  Линн...  Речь  идет  о  Лив  Ульман  (р. 1939)  -
норвежской актрисе  театра и кино,  в  дальнейшем кинорежиссере. В кино -  с
1962  г. У  Бергмана  сыграла  в 1966 -  1978 гг.  в  9 фильмах.  В  1996 г.
поставила  по сценарию Бергмана телефильм "Исповедальные беседы". Лив Ульман
написала о работе с Бергманом  в  книге "Изменения" (М.,  "Искусство", 1987,
с.144 - 169). Бергман откликнулся на ее книгу в "Латерне Магике" Линн Ульман
- дочь Ингмара Бергмана и Лив  Ульман. Бергман снимал  ее в эпизодах фильмов
"Шепоты и крики" и "Осенняя соната".
     ===========================================