Книжная полка. Чистый опыт сновидения

[byddha_krishna1958]

Сон и явь текста
Каждая книга существует в виде отдельного самостоятельного сна, где текст снит себя сам
Дмитрий Дейч рассказал художнику Инне Песенке о том, что его новая книга – не дневник сновидений, а своего рода документальный роман, действие которого целиком и полностью происходит «по ту сторону» границы, отделяющей сон от яви.
Инна Песенка: Я внимательно прочла твою книжку, и первый вопрос, который у меня возник: кто это писал? Где ты был, когда эти тексты писались?
Дмитрий Дейч: Почти все эти тексты написаны в промежуточном состоянии – между сном и явью. Я и сам часто задумываюсь о том кто это писал, тем более, что у этого вопроса есть своя подоплёка, своя история.
К примеру, Ю.М.Лотман говорил, что существует зазор между тем, кто видит сон и тем, кто его рассказывает.
Сам по себе сон представляет не столько происшествие, событие, сколько - особое место, особую атмосферу, где предметы, люди, их действия, отношения между ними могут означать совсем не то, что они означают наяву, поэтому нет никакой возможности «рассказать» его таким образом, чтобы передать кому-то субъективное, «моё» содержание. Американский философ Малькольм выразился более определённо: «все наши суждения о сновидениях тотально опосредованы тем культурным языком, которым мы пользуемся».
Сновидение – чистый опыт, где наблюдается мерцание «первого» и «третьего» лица (всё, что было не со мной – помню), тут «субъект» или «персонаж» сновидения далеко не всегда совпадает с «рассказчиком». Поэтому так важен вопрос «кто?» или «чей?».
То есть, если Лотман прав (а я уверен, что прав), налицо некий вариант соавторства.
В этом нет ничего необычного, ни - тем более - «мистического» или «эзотерического»: нечто подобное происходит с нами каждое утро. Просто на каком-то элементарном, бытовом уровне всё это слишком близко к коже, из тех вещей, которые настолько привычны, что давно потеряли свой блеск.
Этот зазор, эту разность потенциалов замечают только в случаях исключительных, когда по каким-то причинам на поверхность удаётся поднять материал, который имеет ценность посюстороннюю, здешнюю.
Истории про Менделеева, Кольриджа и Мак-Картни, каждый из которых успел «выудить» ОТТУДА свою собственную золотую рыбку – у всех на слуху, ну а куда менее известные истории (например, история изобретения игольного ушка, формулы бензола, модели атома, или - армянский алфавит, буквы которого Месроп Маштоц увидел во сне и успел записать по пробуждению) – всё это попахивает «слишком мистическим» и «сомнительно-эзотерическим» только потому, что мы забыли как эта рыбка ловится. И – о том, что она вообще плавает в этих пределах, что она - существует.
Инна Песенка: А она существует?
Дмитрий Дейч: В котором часу ты ложишься спать?
Инна Песенка: В час или два ночи.
Дмитрий Дейч: Задай себе этот вопрос в пол-шестого утра.
Инна Песенка: То есть, во сне?
Дмитрий Дейч: Именно.
Инна Песенка: Замечательный совет. Не уверена, что способна ему последовать. Но я задам тебе другой вопрос: а что такое сновидение?
Дмитрий Дейч: Понятия не имею.
Инна Песенка: Надо же, я была уверена, что если кто и знает...
Дмитрий Дейч: На твой вопрос столько ответов, что ни все они вместе, ни каждый из них по отдельности не способны ответить на него всерьёз, по-настоящему. Всё равно, что спросить: «что такое жизнь?» Могу предложить массу тезисов, на выбор: сновидение – это
​ бессмысленный набор фантастических образов
​ сплетение невысказанных и подавленных желаний, запретных импульсов
​ манифестация бессознательного, использующая язык символов и архетипов
​ воззвание из потустороннего мира
​ попытка решения «дневных» проблем с чёрного хода, моделирование грядущих событий, переработка и усвоение новой информации
​ или вот, к примеру, Цицерон был уверен, что есть три источника сновидений: дух самого человека, бессмертные духи, во множестве обитающие в воздухе, и боги, которые обращаются к спящим
​ и т.п.
​ и т.д.
Что выберешь?
Инна Песенка: Хочешь сказать, что все варианты верны? Или наоборот – все они не имеют никакого отношения к реальности?
Дмитрий Дейч: Я думаю, всё это – слова и концепции, сновидение же – за пределами того и другого.
Инна Песенка: Каким же образом сновидение, такое непостижимое и нездешнее, может стать материалом для написания книги?
Дмитрий Дейч: Дело в том (сейчас скажу для кого-то банальную, для кого-то - крамольную вещь), что с точки зрения самого текста по большому счёту нет разницы между тем сновидением, которое мы привыкли называть «сновидением» и тем сновидением, которое мы полагаем явью.
Мы пишем – не о жизни как таковой, а о собственном осознании происходящего, собственных культурных стереотипах, о том культурном слое, где ум наш обыкновенно плещется.
Если мы способны написать роман, условно говоря, о каких-нибудь китобоях, преследующих кита за то, что он откусил кому-то ногу, и все безусловно поймут о чём речь (или будут думать, что поняли, поскольку способны представить большую белую рыбу, бурун, гарпун, ногу, погоню), то мы способны написать и о том, как превратились в дерево или были съедены муравьедом. Более того, мы можем писать и о том, что с точки зрения «посюсторонней» вообще не является событием, поскольку не предполагает действия. Не «я делал», а «мне было». Например, «...я видел, и вот, бурный ветер шел от севера, великое облако и клубящийся огонь, и сияние вокруг него...»
Разница в том, что «сновидческий» материал по-другому устроен, и совершенно непригоден сегодня для того, чтобы очаровать массового читателя.
Я не имею в виду сон как литературный приём – это как раз вещь легитимная, распространённая.
Можно сказать – вся русская литература на этом стоит. Читателю понятно о чём Вера Павловна грезит, и на бессознательном уровне он принимает приём за чистую монету, поскольку мы уверены (или – скорее - нам внушили), что сон – ночной сеанс фильма о яви, о том, что будет, когда мы проснёмся. В литературе сон персонажа служит основному сюжету. Или, как Бахтин писал о Достоевском, «сновидение в этих книгах приводит к перелому во внутренней жизни человека».
Обычно в литературе сон – не сам по себе, он всегда – о чём-то ещё.
Но сон как единственная подпорка текста (без выхода в явь, без разоблачения, без интепретации - пусть парадоксальной, иррациональной) – шаткое и сомнительное основание. С точки зрения книгопродавца – предприятие крайне рискованное. Кого интересуют чужие сны? Свои девать некуда! Нам бы историю, сюжетец!
Конечно, был Ремизов, который, кажется, осознал место и смысл сновидения, и попытался воплотить этот опыт в тексте. Но – думаю – его не услышали: на фоне основательных и «серьёзных» писателей того времени (таких как Бунин) Ремизов выглядел абсолютным фриком.
Из недавних открытий в этой области – книга Александра Пятигорского «Рассказы и сны». Любопытно, что многие восприняли эту книгу как приглашение к доморощенному анализу: «Работа читателя сближается здесь с работой психоаналитика: сквозь лабиринты метафор и ложные сюжетные ходы ему необходимо пробиться к "идейной" реальности более высокого порядка.» (Илья Калинин, «Новая Русская Книга» 2001, №3-4)
Думаю, что для самого Пятигорского не было никакого смысла в анализе, сновидения важны для него такими, каковы они есть – сами по себе, без этих дурацких плясок и биения в бубен, без интерпретации и расшифровки.
Более того, я полагаю, что сны вообще не нужно интерпретировать и анализировать, пользуясь инструментами интеллекта, существующего (или пытающегося убедить нас в собственном существовании) наяву. Куда важнее понимать «язык» самих сновидений, научиться думать его (не «на нём», а именно – «его»), жить внутри него, говорить им (не «на нём», а именно «им»), без перевода на «поэтусторонний» плоский язык.
Ведь мы проводим во сне значительную часть своей жизни (если не всю).
Инна Песенка: Если сновидения настолько близки нам, почему же я не помню большей части даже своих собственных снов? Я даже не могу понять почему мне нравится эта книга: я заворожена этими текстами, тут есть что-то важное для меня, что-то очень близкое, хотя они – абсолютно бессюжетны... даже абсурдны.
Дмитрий Дейч: Я думаю, тут нет ничего абсурдного. Тут присутствует логика, но - иная. Тут даже есть сюжет, но это – сюжет именно сновидения, а не яви.
Традиционное понимание сюжета опирается на социальную модель происходящего: экспозиция, завязка, развитие действия, кульминация, развязка, постпозиция - всё это моделирует ход образного мышления человека в «реальной» жизни, в действительности: и вот, читатель пойман на крючок, он увлекается текстом, способен «войти» в него, пользуясь этими инструментами как ключами. Это – определённый тип культурного мышления, который не говорит, но подразумевает: смотри, жизнь тоже так устроена.
Жизнь, конечно, устроена не так, но сознание, вернее – современный нам культурный, социальный слой сознания – так именно и устроен. Хлопоты – результаты. Кровь – любовь. Опасность – счастливое избавление. Свои – чужие. Процветание – смерть.
Нам позарез нужен катарсис, и любая история, любой сюжет подразумевает катарсис, иначе мы просто не понимаем «о чём это». Произведение, не желающее играть по этим правилам, автоматически отсеивается как «невнятица», «сумбур вместо музыки». «Книга ни о чём». «Фильм ни о чём». Нет катарсиса - (дозу, дозу мне дайте!) - нет ничего.
Сон устроен по-другому. Сюжеты яви его чаще всего не интересуют, они как бы не «играют» на этом поле, не движутся. «Во сне всё буквально» - говорит Пятигорский. Всё – катарсис.
Инна Песенка: Но если это так, какой же смысл в толковании сновидений?
Дмитрий Дейч: Никакого. Вернее, смысл есть, но он редко связан с самим сновидением. Вот классический случай: Карлу Великому приснился обнажённый мальчик, который спас его от смерти и попросил в награду одежду. Епископ (такой средневековый Фрейд, ага) разъяснил сон наилучшим образом: мальчик во сне – манифестация святой души, которая таким образом намекает, что пора чинить крышу собора.
Пора чинить крышу: вот в чём дело! «Денег дайте» - замечательная интерпретация любого сновидения.
Конечно, не всё упирается в деньги, но по большому счёту толкование сновидений мне представляется действием, которое правильнее было бы назвать не «толкованием», а «гаданием». Можно гадать по бараньей лопатке или по трещинам в черепашьем панцире. Такое гадание вполне способно принести результаты, но не потому, что черепаха знает будущее, а потому, что явь устроена нелинейно, иррационально. Будущее – там, где его ищут, в том числе – на поверхности черепашьего панциря.
Для того, чтобы оценить масштабы этой иррациональности, представь себе, что до сих пор существуют народы (не деревни, не города, а целые народы - хакасы, например), которые живут двумя жизнями. Одну из них они проживают наяву, другую – во сне. При этом, сны у них не похожи на сны образованного горожанина, у которого натуральный калейдоскоп – как во сне, так и наяву (сегодня одно, завтра другое). Из ночи в ночь эти люди проживают «вторую жизнь» в привычном, знакомом из прошлых сновидений пространстве, у них имеются «сновидческие» семьи, к которым они каждую ночь возвращаются, тамошняя работа, обстоятельства, социум. Короче говоря, полноценная жизнь. Вторая. Или – наоборот – первая.
Инна Песенка: Звучит как фантастика или сказка. Или один из твоих снов.
Дмитрий Дейч: А вот ничего подобного. Существует масса научных исследований этого феномена. Из последних советую прошлогоднюю монографию Евгения Рабиновича «Сны Пробуждённых», книга вышла в университетском екатеринбургском издательстве.

Инна Песенка: Перекликается с названием твоей книжки.

Дмитрий Дейч: Название, кстати, я тоже увидел (услышал?) во сне. Но вернёмся к тому как тебе увиделись эти тексты.
Инна Песенка: Они похожи на разноцветные камушки, которые иногда подбираешь на пляже. Они – ни для чего, но их можно бесконечно долго рассматривать, они прекрасны и совершенно бесполезны в хозяйстве. Ну и конечно, иллюстрации! Свету Дорошеву я знаю давно, она училась у меня одно время, и я с изумлением и гордостью смотрю сейчас на эту книгу, думая о том, что, возможно, частичка моего собственного опыта здесь тоже в каком-то виде присутствует. Книга - из тех, что приятно держать в руках.
Дмитрий Дейч: Для меня это очень важно. Книга – прежде всего – предмет, вещь. Текст можно скачать в интернете, но для того, чтобы мне захотелось купить книгу, она должна быть «правильно» издана. И тут, конечно, целиком и полностью заслуга Светланы Дорошевой, которая не только нарисовала эту книжку, но и сделала дизайн, а так же издателя, Василия Зезина, который не пожалел ресурсов, чтобы книга была издана на «правильной» бумаге, в «правильном» переплёте и продавалась в «правильных» местах.
Всё так, как и должно быть во сне – сразу, вдруг, и наилучшим образом. И это при том, что многие из моих друзей, среди которых - профессиональные издатели, писатели, журналисты, были уверены, что книжку эту ждёт непростая издательская судьба.
Инна Песенка: Быть может, это потому, что вы с ними – из разных снов?
Дмитрий Дейч: Или потому, что каждая книга существует в виде отдельного самостоятельного сна, где текст снит себя сам, и чем меньше там «меня», «моего» и «для меня», тем выше вероятность того, что судьба книги сложится по законам её собственного – непостижимого и несказуемого - сновидения.
http://www.chaskor.ru/article/son_i_yav_teksta_37032