Белою глыбою мрамора, высей прибрежных отброском, Страстно пленился ваятель на рынке паросском; Стал перед ней - вдохновенный, дрожа и горя... Феб утомленный закинул свой щит златокованый за море, И разливалась на мраморе Вешним румянцем заря...
Видел ваятель, как чистые крупинки камня смягчались, В нежное тело и в алую кровь превращались, Как округлялися формы - волна за волной, Как, словно воск, растопилася мрамора масса послушная И облеклася, бездушная, В образ жены молодой.
"Душу ей, душу живую! - воскликнул ваятель в восторге.- Душу вложи ей, Зевес!" Изумились на торге Граждане - старцы, и мужи, и жены, и все, Кто только был на агоре... Но, полон святым вдохновением, Он обращался с молением К чудной, незримой Красе:
"Вижу тебя, богоданная, вижу и чую душою; Жизнь и природа красны мне одною тобою... Облик бессмертья провижу я в смертных чертах..." И перед нею, своей вдохновенною свыше идеею, Перед своей Галатеею, Пигмалион пал во прах...
Лев Мей
1
Белою глыбою мрамора, высей прибрежных отброском,
Страстно пленился ваятель на рынке паросском;
Стал перед ней - вдохновенный, дрожа и горя...
Феб утомленный закинул свой щит златокованый за море,
И разливалась на мраморе
Вешним румянцем заря...
Видел ваятель, как чистые крупинки камня смягчались,
В нежное тело и в алую кровь превращались,
Как округлялися формы - волна за волной,
Как, словно воск, растопилася мрамора масса послушная
И облеклася, бездушная,
В образ жены молодой.
"Душу ей, душу живую! - воскликнул ваятель в восторге.-
Душу вложи ей, Зевес!"
Изумились на торге
Граждане - старцы, и мужи, и жены, и все,
Кто только был на агоре... Но, полон святым вдохновением,
Он обращался с молением
К чудной, незримой Красе:
"Вижу тебя, богоданная, вижу и чую душою;
Жизнь и природа красны мне одною тобою...
Облик бессмертья провижу я в смертных чертах..."
И перед нею, своей вдохновенною свыше идеею,
Перед своей Галатеею,
Пигмалион пал во прах...